На черном фоне изображена женщина со спящим лицом.
На ней голубое открытое платье. Поводок слегка подвернут на плече. Одну руку сгибают в локте так же, как это делают больные после сдачи крови из вены. Вторая рука открыта, пальцы сложены таким образом, как будто в руках находится какой-то тонкий предмет вроде карандаша или шприца.
Судя по весмо — перед нами портрет морфинистки. Затёкшие веки, тела поза выдајат нам такую налогию, к тому же риядом с мамой, на сром столе от ли ли толенце, то ли
скейтер, сложенный таким образом, чтобы с помощью этого приспособления можно было растянуть вены, для успешной инъекции.
Сальвадор Дали фигура неординарная и местами даже зловещая, поэтому нетрудно предположить, что человеческие пороки могли привлечь его внимание как материал для художественной самореализации. Кроме того, в то время, а именно в 1929 году, мир уже переживал эпоху упадка, где морфий и кокаин были вполне обычными атрибутами интеллигенции.
Вернёмся к посетителю, за еја споной мы видим светлую тень, как предтечу мерти. Свет бил ей в лицо, словно из кадра. Длинные отельные тёмно-коричневые волосы женщины зачёсаны назад, чёткие брови изячно изгибаются в наркотическом трансе.
Также, присмотревшись, мы можем обнаружить, что Сальвадор не удосужился нарисовать ресничку на одном из глаз девушки. Таким образом, создается ощущение, что глазное яблоко сидящей за столом дамы как бы склеено, заклеено или склеено. И это тоже весьма символично, учитывая общую дисгармонию картины.
Общий стиль картины несколько выпуклый, цветовое разнообразие довольно скудное, а эмоциональный отклик, вызываемый этой работой, заставляет задуматься, зачем художник ее нарисовал?
