 |
| Полиграф Шариков (актер В. Толоконников, «Собачье сердце», (1988)) |
Повесть «Собачье сердце» является одним из самых известных произведений выдающегося русского писателя М. А. Булгакова.
В этой статье представлена критика о повести «Собачье сердце» Булгакова: отзывы критиков, анализ сути, смысла и идеи произедения.
Критика о повести «Собачье сердце» Булгакова
М. Я. Шнейдер:
«Это первое литературное произведение, которое осмеливается быть самим собой. Пришло время реализации отношения к происшедшему… [имеется в виду Октябрьский переворот 1917 г.]» (М. Я. Шнейдер, 1925 г.)
В. Вересаев (Смидович):
«Очень мне приятно было прочесть Ваш отзыв о М. Булгакове… юмористические его вещи — перлы, обещающие из него художника первого ранга. Но цензура режет его беспощадно. Недавно зарезала чудесную вещь «Собачье сердце», и он совсем падает духом».
(В. Вересаев (Смидович) — М. Волошину (Кириенко-Волошину), письмо от 8 апреля 1925 г.)
Н. С. Ангарский:
«Я не уверен, что его новый рассказ «Собачье сердце» пройдет [цензуру]. Вообще с литературой плохо. Цензура не усваивает линию партии.»
(Н. С. Ангарский — В. Вересаеву, письмо от 20 апреля 1925 г.)
Б. Леонтьев:
«Дорогой Михаил Афанасьевич, посылаю Вам «Записки на манжетах» и «Собачье сердце». Делайте с ними, что хотите. Сарычев в Главлите заявил, что «Собачье сердце» чистить уже не стоит. «Вещь в целом недопустима» или что-то в этом роде.»
(Б. Леонтьев — М. А. Булгакову, письмо от 21 мая 1925 г.)
«Повесть Ваша «Собачье сердце» возвращена нам Л. Б. Каменевым. По просьбе Николая Семеновича он ее прочел и высказал свое мнение: «это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя».»
(Б. Леонтьев — М. А. Булгакову, письмо от 11 сентября 1925 г.)
Из донесения агента ОГПУ*:
«Был на очередном литературном «субботнике» у Е. Ф. Никитиной… Читал Булгаков свою новую повесть. Сюжет: профессор вынимает мозги и семенные железы у только что умершего и вкладывает их в собаку, в результате чего получается «очеловечение» последней. При этом вся вещь написана во враждебных, дышащих бесконечным презрением к Совстрою тонах… <…> Все это слушается под сопровождение злорадного смеха никитинской аудитории. Кто-то не выдерживает и со злостью восклицает: «Утопия». <…>
Примеров можно было бы привести еще великое множество, примеров тому, что Булгаков определенно ненавидит и презирает весь Совстрой, отрицает все его достижения.
Кроме того, книга пестрит порнографией, облеченной в деловой, якобы научный вид. Таким образом, эта книжка угодит и злорадному обывателю, и легкомысленной дамочке, и сладко пощекочет нервы просто развратному старичку. Есть верный, строгий и зоркий страж у Соввласти, это — Главлит, и если мое мнение не расходится с его, то эта книга света не увидит. Но разрешите отметить то обстоятельство, что эта книга (1 ее часть) уже прочитана аудитории в 48 человек, из которых 90 процентов — писатели сами. Поэтому ее роль, ее главное дело уже сделано, даже в том случае, если она и не будет пропущена Главлитом: она уже заразила писательские умы слушателей и обострит их перья. А то, что она не будет напечатана (если «не будет»), это-то и будет роскошным им, этим писателям, уроком на будущее время, уроком, как не нужно писать для того, чтобы пропустила цензура, т. е. как опубликовать свои убеждения и пропаганду, но так, чтобы это увидело свет. <…>
Мое личное мнение: такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всероссийского Союза Поэтов».
«Вторая и последняя часть повести Булгакова «Собачье сердце»… дочитанная им на «Никитинском субботнике», вызвала сильное негодование двух бывших там писателей-коммунистов и всеобщий восторг всех остальных. Содержание этой финальной части сводится приблизительно к следующему: Очеловеченная собака стала наглеть с каждым днем, все более и более. Стала развратной: делала гнусные предложения горничной профессора. Но центр авторского глумления и обвинения зиждется на другом: на ношении собакой кожаной куртки, на требовании жилой площади, на проявлении коммунистического образа мышления. Все это вывело профессора из себя, и он разом покончил с созданным им самим несчастием, а именно: превратил очеловеченную собаку в прежнего, обыкновенного пса.
Если и подобно грубо замаскированные (ибо все это «очеловечение» — только подчеркнуто-заметный, небрежный грим) выпады появляются на книжном рынке СССР, то белогвардейской загранице… остается только завидовать исключительнейшим условиям для контрреволюционных авторов у нас.
Такого рода сообщения наверняка насторожили инстанции, контролировавшие литературный процесс, и сделали неизбежным запрет [«Собачьего сердца»]…»(из донесений агента ОГПУ* от 9 и 24 марта 1925 г.)
*Объединенное Государственное Политическое Управление
Виктор Петелин:
«…В январе — марте 1925 года М. Булгаков работал над повестью… <…> В это время в печати много говорилось о работах русских и европейских биологов в области «омоложения». И Булгаков, постоянно вращаясь в кругу медиков, не мог не знать сборник статей Н. К. Кольцова «Омоложение», в котором высказаны многие догадки, гипотезы, доказательные выводы.
И главный герой повести профессор Филипп Филиппович Преображенский занимается именно этими проблемами — омоложением, улучшением человеческой породы. <…> …Профессор обладает неукротимым характером ученого-экспериментатора, ему хочется проникнуть в тайны человеческого организма еще глубже, и он приживляет дворняжке Шарику семенные железы человека, а потом и придаток мозга. <…>
Профессор понял свою ошибку, но было уже поздно — на его глазах формировался человек со всеми негодяйскими замашками и привычками, которые были присущи погибшему человеку… <…> Получился не лабораторный человек, которого можно было держать под человеческим контролем, а человек с собачьим сердцем, этакий жестокий негодяй. <…>Может быть, поведение Шарикова и не было б таким вызывающим, если б он не оказался под влиянием председателя домкома Швондера… повседневно внушавшего ему ненависть к своему создателю профессору Преображенскому. <…> Напичканный социальной демагогией Швондера и его учителей, Шариков прямо заявил профессору, что нужно «взять все, да и поделить».
И, наконец, явно под диктовку Швондера Шариков сочинил донос на профессора… <…> Хорошо, что этот донос попал к военному человеку высокого ранга, пациенту профессора, который во всем разобрался, понял, что… писавший донос — прохвост и дрянь. Но ведь все могло произойти по-другому. И сколько было оклеветано таким вот образом еще в середине 20-х годов… <…>
Одна из жгучих проблем того времени — проблема ценности человеческой личности. Чаще всего социальные демагоги сводили вопрос к внешним «показателям»: если рабочий, то «наш»; если из дворян или буржуев, то враг, «чуждый элемент», который не имеет права на революционные завоевания, в сущности, не имеет вообще никаких прав, «лишенец». Антагонизм враждующих сторон, вполне закономерный в годы революции и гражданской войны, ловко раздувалея н подогревалея и после революционных событий, когда В. И. Ленин призвал все слои населения России к сотрудничеству с советской властыо. Булгаков и показал такой антагонизм между Преображенским и Борменталем, с одной стороны, и Швондером и членами домкома, с другой. Пока победу одержал Преображенский, его талант, его гений. И Булгаков вместе со своими героями торжествует эту победу.»
(Виктор Петелин, статья «Счастливая пора» // Булгаков М. А. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 3. Собачье сердце.- М.: Голос, 1995.- 464 с.)
Александр Вергелис:
«Совершенно очевидно, что бродячий пес Шарик – олицетворение люмпен-пролетариата. Ему искренне сочувствуешь, когда он пребывает в своей естественной среде – бедствует и безмолвствует. И искренно негодуешь, когда из него противоестественным способом сделали гегемона. <…>Сколько у Шарикова было времени, чтобы очеловечиться по-настоящему? Обычно на это уходит десятка два лет. В случае с бывшей помоечной собакой, отягощенной гипофизом уголовника, на этот сложнейший процесс отводятся считанные месяцы.
Простодушная фраза Полиграфа Полиграфовича о том, как «всё поделить», вполне соразмерна суждениям ораторствующего профессора. В своих тирадах Преображенский так же прямолинеен и бескомпромиссен. По сути, все его страстные монологи сводятся к тому, как сделать так, чтобы ничего не делить, ничего не менять. Точнее – вернуть общество в прежнее состояние, где нет жилтоварищей и «разрухи», а есть благоденствующее культурное меньшинство и обеспечивающее его темное и косное большинство. Оба персонажа достаточно примитивны в своих социально-политических взглядах, ибо в каждом говорит его социальная порода: в Шарикове – люмпен-пролетарская, в Преображенском – буржуазно-консервативная. <…>
…Авторская позиция в повести очевидна: симпатии Булгакова на стороне коллег-медиков, а Шариков ему, мягко говоря, неприятен. Для писателя, вкусившего все прелести переполненных московских коммуналок, шариковщина – понятие отнюдь не умозрительное, а чисто бытовое.»
(Александр Вергелис, статья «Шариков преображённый», журнал «Новый Берег», 2016, №53)
Е. Г. Степанян:
«…Булгаков написал… повесть о талантливых ученых и выдающихся научных открытиях — «Собачье сердце».
Формально ее можно расценить как произведение, посвященное новому этапу торжества науки: герою, профессору Преображенскому, удается… совладать с взбунтовавшимся против него творением собственных рук. Но не стоит спешить с выводами на основе формальных признаков. Ведь в то же самое время, опять же формально, «Собачье сердце» — сатира, тому свидетель каждый, кто его читал. Следовательно, необходимо разобраться, торжествует ли в данном случае наука или подвергается осмеянию. А если если не наука здесь осмеивается, то что же? <…> Да, над собой смеется читатель «Собачьего сердца»… …Читатель… и служит главным объектом осмеяния в «Собачьем сердце». <…>
…Раскрыв «Собачье сердце», ты сразу находишь, к кому прилепиться душой — вот он, герой, ученый, бесстрашный преобразователь природы. Его, Филиппа Преображенского, полюбишь ты как самого себя…
Но знай, читатель, не будет тебе в этой любви счастья, не добьешься ты взаимности от Ф. Ф. Преображенского, не полюбит он тебя никогда. Чтобы убедиться в этом, надо перечитать «Собачье сердце»… <…>
…Профессор Преображенский… говорит чистейшую правду. В 1917 году для него не произошло ничего более существенного, чем пропажа калош. <…> Вот поэтому ни к чему ему читать газеты. <…>
Вдумайся, о читатель, в то, что произошло. Филипп Преображенский превратил человека в собаку за то, что человек этот покусился на его житейский комфорт. На ваш комфорт… <…> Находясь целиком и полностью на стороне Преображенского, ты видел только, как Шариков посягает на его добро и причиняет ему зло. <…>
…Преступление грандиозное… — превращение человека в собаку.» (Е. Г. Степанян, «О Михаиле Булгакове и «собачьем сердце»», изд-во «Оклик», 2011 г.)
Это была критика о повести «Собачье сердце» Булгакова: отзывы критиков, анализ сути, смысла и идеи произедения.
