 |
| Портрет мужчины. Художник П. Пикассо |
Полковник Най-Турс является одним из ярких второстепенных героев знаменитого романа «Белая гвардия» Михаила Булгакова. В этой статье представлена цитатная характеристика полковника Най-Турса в романе «Белая гвардия«, образ в цитатах, описание внешности и характера персонажа.
— Все материалы по роману «Белая гвардия»
Полковник Най-Турс в романе «Белая гвардия» Булгакова
Полное имя героя — Феликс Феликсович Най-Турс:
«Я насчет Феликс Феликсовича… у меня сведения.» (Николка Турбин о нем, часть 3 глава 17)
Полковник Най-Турс живет в Киеве с матерью Марией Францевной и сестрой Ириной:
«…Мария Францевна умолкла, а в гостиной, тесно сойдясь, шептались трое: сестра Ная — Ирина…» (часть 3 глава 17)
Он является гусарским полковником, бывшим эскадронным командиром 2-ого эскадрона бывшего Белградского гусарского полка:
«…кавалерист в полковничьих гусарских погонах и отрекомендовался полковником Най-Турсом, бывшим эскадронным командиром второго эскадрона бывшего Белградского гусарского полка.» (часть 2 глава 10)
«— Погоди-ка, он не белградский гусар? — спросил Турбин.
— Да, да, гусар…» (часть 1 глава 2)
«…ощутил перед собой траурные глаза картавого гусара…» (часть 2 глава 10)
О внешности Най-Турса известно, что это прихрамывающий мужчина среднего роста с «траурными глазами»:
«…явился среднего роста черный, гладко выбритый, с траурными глазами кавалерист в полковничьих гусарских погонах…» (часть 2 глава 10)
«Траурные глаза Най-Турса были устроены таким образом, что каждый, кто ни встречался с прихрамывающим полковником с вытертой георгиевской ленточкой на плохой солдатской шинели, внимательнейшим образом выслушивал Най-Турса.» (часть 2 глава 10)
«…неожиданно ощутил перед собой траурные глаза картавого гусара…» (часть 2 глава 10)
«…у Ная было железное лицо, простое и мужественное…» (часть 3 глава 17)
«…острый, небритый подбородок задрался кверху, одна рука соскользнула.» (часть 3 глава 17)
Из-за перенесенного ранения у Най-Турса сведена шея, он не может поворачивать голову, поэтому он вынужден поворачивать весь корпус, чтобы посмотреть в сторону:
«Картавый Най-Турс забрал бумагу, по своему обыкновению, дернул левым подстриженным усом и, не поворачивая головы ни вправо, ни влево (он не мог ее поворачивать, потому что после ранения у него была сведена шея, и в случае необходимости посмотреть вбок он поворачивался всем корпусом), отбыл из кабинета генерал-майора Блохина.» (часть 2 глава 10)
Он является физически сильным мужчиной, у него очень крепкие руки:
«Николку так мотнуло, что он тут же убедился, какие у Най-Турса замечательно крепкие руки.» (часть 2 глава 11)
Полковник Най-Турс картавит:
«Генерал Блохин, выслушав картавого и лаконического полковника, охотно выписал ему бумагу…» (часть 2 глава 10)
«Картавый Най-Турс забрал бумагу…» (часть 2 глава 10)
Най-Турс является лаконичным, скупым на слова мужчиной:
«…полковник Най-Турс, необычайно скупой на слова вообще, коротко заявил генерал-майору Блохину…» (часть 2 глава 10)
«Генерал Блохин, выслушав картавого и лаконического полковника, охотно выписал ему бумагу…» (часть 2 глава 10)
В декабре 1918 г. полковник Най-Турс вступает в студенческий дивизион («белую гвардию»), который должен дать отпор армии Петлюры и защитить власть гетмана в Украине:
«Он офицер, мобилизованный гетманом, — сказала Ирина, — Най-Турс…» (часть 3 глава 17)
В начале декабря начальство поручает Най-Турсу сформировать второй отдел первой дружины студенческого дивизиона («белой гвардии»). Най-Турс завершает формирование своего отдела уже 10 декабря:
«Генерал-майор Блохин после недолгого разговора с Наем поручил ему формирование второго отдела дружины с таким расчетом, чтобы оно было закончено к тринадцатому декабря. Формирование удивительным образом закончилось десятого декабря…» (часть 2 глава 10)
«Николка вмиг обострившимся взглядом узнал в нем командира второго отделения первой дружины, полковника Най-Турса.» (часть 2 глава 11)
Эта военная часть Най-Турса насчитывает 150 юнкеров (студентов военных училищ) и трех прапорщиков:
«При начале последних трех суток в ней было около ста пятидесяти юнкеров и три прапорщика.» (часть 2 глава 10)
«…что ему дадут на весь отряд в сто пятьдесят человек папахи и валенки…» (часть 2 глава 10)
Сформировав свою часть, Най-Турс 10 декабря обращается к начальству с требованием выдать валенки и полушубки для его 150 подчиненных. Начальник, генерал-майор Блохин, выдает ему бумагу, но предупреждает, что из-за бюрократической кутерьмы Най-Турс сможет получить валенки не раньше чем через неделю:
«Формирование удивительным образом закончилось десятого декабря, и десятого же полковник Най-Турс, необычайно скупой на слова вообще, коротко заявил генерал-майору Блохину, терзаемому со всех сторон штабными птичками, о том, что он, Най-Турс, может выступить уже со своими юнкерами, но при непременном условии, что ему дадут на весь отряд в сто пятьдесят человек папахи и валенки, без чего он, Най-Турс, считает войну совершенно невозможной. Генерал Блохин, выслушав картавого и лаконического полковника, охотно выписал ему бумагу в отдел снабжения, но предупредил полковника, что по этой бумаге он наверняка ничего не получит ранее, чем через неделю, потому что в этих отделах снабжения и в штабах невероятнейшая чепуха, кутерьма и безобразье.» (часть 2 глава 10)
Недовольный эти безобразием Най-Турс тут же отправляется в отдел снабжения, взяв с собой 10 юнкеров с винтовками. В отделе снабжения он требует у генерал-лейтенанта Макушина срочно выдать 200 пар валенок и папах. Генерал заявляет, что Най-Турс получит валенки в порядке очереди, вероятно, через несколько дней. Най-Турс говорит, что ему некогда и что через час он с юнкерами отправляется на задание, ведь неприятель Петлюра уже находится в пригороде Киева. Макушина поражается дерзости Най-Турса, но в конце концов он уступает ему и распоряжается выдать вне очереди все необходимое:
«В помещении дружины на Львовской улице Най-Турс взял с собою десять юнкеров (почему-то с винтовками) и две двуколки и направился с ними в отдел снабжения.
В отделе снабжения… <…> полковника Най-Турса встретил… <…> генерал-лейтенант Макушин.
Оторвавшись от телефона, генерал детским голосом, похожим на голос глиняной свистульки, спросил у Ная:
— Что вам угодно, полковник?
— Выступаем сейчас, — лаконически ответил Най, — прошу срочно валенки и папахи на двести человек.
— Гм, — сказал генерал, пожевав губами и помяв в руках требования Ная, — видите ли, полковник, сегодня дать не можем. Сегодня составим расписание снабжения частей. Дня через три прошу прислать. И такого количества все равно дать не могу.
Он положил бумагу Най-Турса на видное место под пресс в виде голой женщины.
— Валенки, — монотонно ответил Най и, скосив глаза к носу, посмотрел туда, где находились носки его сапог.
— Как? — не понял генерал и удивленно уставился на полковника.
— Валенки сию минуту давайте.
— Что такое? Как? — генерал выпучил глаза до предела.
Най повернулся к двери, приоткрыл ее и крикнул в теплый коридор особняка: — Эй, взвод!
Генерал побледнел серенькой бледностью, переметнул взгляд с лица Ная на трубку телефона, оттуда на икону божьей матери в углу, а затем опять на лицо Ная.
В коридоре загремело, застучало, и красные околыши алексеевских юнкерских бескозырок и черные штыки замелькали в дверях. Генерал стал приподниматься с пухлого кресла.
— Я впервые слышу такую вещь… Это бунт…
— Пишите тгебование, ваше пгевосходительство, — сказал Най, — нам некогда, нам чегез час выходить. Непгиятель, говогят, под самым гогодом.
— Как?.. Что это?..
— Живей, — сказал Най каким-то похоронным голосом.
Генерал, вдавив голову в плечи, выпучив глаза, вытянул из-под женщины бумагу и прыгающей ручкой нацарапал в углу, брызнув чернилами: «Выдать».
Най взял бумагу, сунул ее за обшлаг рукава и сказал юнкерам, наследившим на ковре:
— Ггузите валенки. Живо.» (часть 2 глава 10)
При этом генерал обещает нажаловаться на него начальству. Най-Турс обзывает генерала «глупым стариком» и грозит ему своим пистолетом, давая понять, что начальству жаловаться точно не стоит. В итоге генерал действительно никому не жалуется, потому что в глубине души понимает, что Най-Турс прав. В данной ситуации полковник Най-Турс проявляет себя как заботливый руководитель, ведь он «бунтует» не просто так, а потому что заботится о здоровье своих подчиненных — молодых парней-юнкеров, которые должны проводить много времени на морозе:
«Юнкера, стуча и гремя, стали выходить, а Най задержался. Генерал, багровея, сказал ему:
— Я сейчас звоню в штаб командующего и поднимаю дело о предании вас военному суду. Эт-то что-то…
— Попгобуйте, — ответил Най и проглотил слюну, — только попгобуйте. Ну, вот попгобуйте гади любопытства. — Он взялся за ручку, выглядывающую из расстегнутой кобуры. Генерал пошел пятнами и онемел.
— Звякни, гвупый стагик, — вдруг задушевно сказал Най, — я тебе из кольта звякну в голову, ты ноги пготянешь.
Генерал сел в кресло. Шея его полезла багровыми складками, а лицо осталось сереньким. Най повернулся и вышел.
Генерал несколько минут сидел в кожаном кресле, потом перекрестился на икону, взялся за трубку телефона, поднес ее к уху, услыхал глухое и интимное «станция»… неожиданно ощутил перед собой траурные глаза картавого гусара, положил трубку и выглянул в окно. Увидал, как на дворе суетились юнкера, вынося из черной двери сарая серые связки валенок.» (часть 2 глава 10)
«— Да. Да! — пронзительно ответил генерал. — Да, я распорядился! Я! Сам! Изволил! У них исключение! Они сейчас выходят. Да. На позиции. Да!!» (слова генерала, часть 2 глава 10)
Таким образом, военная часть Най-Турса становится особенной, «странной» на фоне всех остальных в «белой гвардии», потому что все юнкера и прапорщики Най-Турса носят валенки в отличие от других частей:
«Часть полковника Най-Турса была странная часть. И всех, кто видел ее, она поражала своими валенками.» (часть 2 глава 10)
Раздобыв валенки, полковник Най-Турс и его юнкера 10 декабря 1918 г. заступают на службу на трое суток. Известно, что 12 декабря Най-Турс со своими юнкерами приходит на помощь офицерам, которые замерзают на дежурстве в пригороде Киева. Среди замерзающих оказывается офицер Мышлаевский, друг семьи Турбиных:
«Знаешь, когда смена пришла? Сегодня в два часа дня. Из первой дружины человек двести юнкеров. И, можешь себе представить, прекрасно одеты — в папахах, в валенках и с пулеметной командой. Привел их полковник Най-Турс.
— А! Наш, наш! — вскричал Николка.
— Погоди-ка, он не белградский гусар? — спросил Турбин.
— Да, да, гусар… Понимаешь, глянули они на нас и ужаснулись: «Мы думали, что вас тут, говорят, роты две с пулеметами, как же вы стояли?»» (часть 1 глава 2)
Таким образом, с 10 декабря Най-Турс и его юнкера трое суток непрерывно несут службу в пригороде Киева. В ночь с 13 на 14 декабря полковник Най-Турс наконец приводит свою военную часть в Киев на отдых. Они останавливаются в здании заброшенных казарм:
«Странные перетасовки, переброски, то стихийно боевые, то связанные с приездом ординарцев и писком штабных ящиков, трое суток водили часть полковника Най-Турса по снежным сугробам и завалам под Городом, на протяжении от Красного Трактира до Серебрянки на юге и до Поста-Волынского на юго-западе. Вечер же на четырнадцатое декабря привел эту часть обратно в Город, в переулок, в здание заброшенных, с наполовину выбитыми стеклами, казарм.» (часть 2 глава 10)
«В ночь с тринадцатого на четырнадцатое мертвые казармы в Брест-Литовском переулке ожили. В громадном заслякощенном зале загорелась электрическая лампа на стене между окнами (юнкера днем висели на фонарях и столбах, протягивая какие-то проволоки). Полтораста винтовок стояли в козлах, и на грязных нарах вповалку спали юнкера. Най-Турс сидел у деревянного колченогого стола, заваленного краюхами хлеба, котелками с остатками простывшей жижи, подсумками и обоймами, разложив пестрый план Города.» (часть 2 глава 10)
14 декабря в 3 часа утра отряд Най-Турса с тремя пулеметами и тремя повозками отправляется на Политехническую улицу. Здесь отряд находится до 3 часов дня, охраняя Политехническое шоссе. Отряду приказано принять бой в случае появления неприятеля, то есть армии Петлюры:
«Никакой телефонограммы не было… Вообще в эту ночь штаб не беспокоил отряд Ная. Вышел отряд на рассвете с тремя пулеметами и тремя двуколками, растянулся по дороге. Окраинные домишки словно вымерли. Но, когда отряд вышел на Политехническую широчайшую улицу, на ней застал движение. В раненьких сумерках мелькали, погромыхивая, фуры, брели серые отдельные папахи. Все это направлялось назад в Город и часть Ная обходило с некоторой пугливостью. Медленно и верно рассветало, и над садами казенных дач над утоптанным и выбитым шоссе вставал и расходился туман.
С этого рассвета до трех часов дня Най находился на Политехнической стреле, потому что днем все-таки приехал юнкер из его связи на четвертой двуколке и привез ему записку карандашом из штаба.
«Охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой».» (часть 2 глава 10)
В три часа дня 14 декабря Най-Турс и его юнкера впервые видят вдали неприятеля — армию Петлюры, которая безпрепятственно уже входит в Киев. В частности, они видят петлюровских всадников под командованием полковника Козырь-Лешко. Заметив подступающего неприятеля, Най-Турс командует своим юнкерам стрелять. Юнкера стреляют три раза, это помогает сдержать неприятеля:
«Этого неприятеля Най-Турс увидел впервые в три часа дня, когда на левой руке, вдали, на заснеженном плацу военного ведомства показались многочисленные всадники. Это и был полковник Козырь-Лешко, согласно диспозиции полковника Торопца пытающийся войти на стрелу и по ней проникнуть в сердце Города. Собственно говоря, Козырь-Лешко, не встретивший до самого подхода к Политехнической стреле никакого сопротивления, не нападал на Город, а вступал в него, вступал победно и широко… <…>
По цепям юнкеров прокатился грохот затворов, Най вынул свисток, пронзительно свистнул и закричал:
— Пгямо по кавагегии!.. залпами… о-гонь!
Искра прошла по серому строю цепей, и юнкера отправили Козырю первый залп. Три раза после этого рвало штуку полотна от самого неба до стен Политехнического института, и три раза, отражаясь хлещущим громом, стрелял най-турсов батальон. Конные черные ленты вдали сломались, рассыпались и исчезли с шоссе.» (часть 2 глава 10)
Вдруг полковник Най-Турс понимает, что что-то идет не так. Он отдает своим юнкерам приказ отходит вглубь города. Один взвод юнкеров остается на месте, чтобы прикрывать отступающих товарищей. Наконец и этот последний взвод тоже бросается бежать. Най-Турс с юнкерами пробегают две версты по городу и располагаются на безлюдном перекрестке. Здесь они снова стреляют по приближающимся петлюровцам. Три юнкера, посланные на разведку, сообщают Най-Турсу, что никаких военных частей их армии нет нигде. Тогда Най-Турс отдает своим юнкерам команду бежать:
«Вот в это-то время с Наем что-то произошло. Собственно говоря, ни один человек в отряде еще ни разу не видел Ная испуганным, а тут показалось юнкерам, будто Най увидал что-то опасное где-то в небе, не то услыхал вдали… одним словом, Най приказал отходить на Город. Один взвод остался и, перекатывая рокот, бил по стреле, прикрывая отходящие взводы. Затем перебежал и сам. Так две версты бежали, припадая и будя эхом великую дорогу, пока не оказались на скрещении стрелы с тем самым Брест-Литовским переулком, где провели прошлую ночь. Перекресток умер совершенно, и нигде не было ни одной души.
Здесь Най отделил трех юнкеров и приказал им:
— Бегом на Полевую и на Богщаговскую, узнать, где наши части и что с ними. Если встгетите фугы, двуколки или какие-нибудь сгедства пегедвижения, отступающие неогганизованно, взять их. В случае сопготивления уг’ожать оружием, а затем его и пгименить…
Юнкера убежали назад и налево и скрылись, а спереди вдруг откуда-то начали бить в отряд пули. Они застучали по крышам, стали чаще, и в цепи упал юнкер лицом в снег и окрасил его кровью. За ним другой, охнув, отвалился от пулемета. Цепи Ная растянулись и стали гулко рокотать по стреле беглым непрерывным огнем, встречая колдовским образом вырастающие из земли темненькие цепочки неприятеля. Раненых юнкеров подняли, размоталась белая марля. Скулы Ная пошли желваками. Он все чаще и чаще поворачивал туловище, стараясь далеко заглянуть во фланги, и даже по его лицу было видно, что он нетерпеливо ждет посланных юнкеров. И они, наконец, прибежали, пыхтя, как загнанные гончие, со свистом и хрипом. Най насторожился и потемнел лицом. Первый юнкер добежал до Ная, стал перед ним и сказал, задыхаясь:
— Господин полковник, никаких наших частей нет не только на Шулявке, но и нигде нет, — он перевел дух. — У нас в тылу пулеметная стрельба, и неприятельская конница сейчас прошла вдали по Шулявке, как будто бы входя в Город…
Слова юнкера в ту же секунду покрыл оглушительный свист Ная.
Три двуколки с громом выскочили в Брест-Литовский переулок, простучали по нему, а оттуда по Фонарному и покатили по ухабам. В двуколках увезли двух раненых юнкеров, пятнадцать вооруженных и здоровых и все три пулемета. Больше двуколки взять не могли. А Най-Турс повернулся лицом к цепям и зычно и картаво отдал юнкерам никогда ими не слыханную, странную команду…» (часть 2 глава 10)
Спасаясь от петлюровцев, Най-Турс и его юнкера пробегают через точку, где расположена команда Николки Турбина. Николка и его юнкера не понимают, что происходит. Най-Турс подбегает к нему и срывает с него погоны, чтобы петлюровцы не могли опознать в нем своего врага. Най-Турс кричит Николке и его юнкерам, чтобы те бежали прочь, так как бой кончен. При этом он просит их бежать только по Фонарному переулку, где более безопасно:
«Наконец на перекресток выскочил последний бежавший, в бледных золотистых погонах на плечах. Николка вмиг обострившимся взглядом узнал в нем командира второго отделения первой дружины, полковника Най-Турса.
— Господин полковник! — смятенно и в то же время обрадованно закричал ему навстречу Николка, — ваши юнкера бегут в панике.
И тут произошло чудовищное. Най-Турс вбежал на растоптанный перекресток в шинели, подвернутой с двух боков, как у французских пехотинцев. Смятая фуражка сидела у него на самом затылке и держалась ремнем под подбородком. В правой руке у Най-Турса был кольт и вскрытая кобура била и хлопала его по бедру. Давно не бритое, щетинистое лицо его было грозно, глаза скошены к носу, и теперь вблизи на плечах были явственно видны гусарские зигзаги, Най-Турс подскочил к Николке вплотную, взмахнул левой свободной рукой и оборвал с Николки сначала левый, а затем правый погон. Вощеные лучшие нитки лопнули с треском, причем правый погон отлетел с шинельным мясом. Николку так мотнуло, что он тут же убедился, какие у Най-Турса замечательно крепкие руки. Николка с размаху сел на что-то нетвердое, и это нетвердое выскочило из-под него с воплем и оказалось пулеметчиком Ивашиным. Затем заплясали кругом перекошенные лица юнкеров, и все полетело к чертовой матери. Не сошел Николка с ума в этот момент лишь потому, что у него на это не было времени, так стремительны были поступки полковника Най-Турса. Обернувшись к разбитому взводу лицом, он взвыл команду необычным, неслыханным картавым голосом. Николка суеверно подумал, что этакий голос слышен на десять верст и, уж наверно, по всему городу.
— Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай огужие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газъезжую, на Подол! На Подол!! Гвите документы по догоге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге гоните с собой-о-ой!
Затем, взмахнув кольтом, Най-Турс провыл, как кавалерийская труба:
— По Фонагному! Только по Фонагному! Спасайтесь по домам! Бой кончен! Бегом магш!
Несколько секунд взвод не мог прийти в себя. Потом юнкера совершенно побелели. Ивашин перед лицом Николки рвал погоны, подсумки полетели на снег, винтовка со стуком покатилась по ледяному горбу тротуара. Через полминуты на перекрестке валялись патронные сумки, пояса и чья-то растрепанная фуражка. По Фонарному переулку, влетая во дворы, ведущие на Разъезжую улицу, убегали юнкера.» (часть 2 глава 11)
Услышав Най-Турса, юнкера Николки убегают прочь, а сам Николка остается вместе с Най-Турсом. Полковник пытается прогнать и Николку, но тот хочет остаться. Най-Турс садится к пулемету, а Николка заправляет туда ленту. Най-Турс открывает огонь по петлюровцам:
«Най-Турс с размаху всадил кольт в кобуру, подскочил к пулемету у тротуара, скорчился, присел, повернул его носом туда, откуда прибежал, и левой рукой поправил ленту. Обернувшись к Николке с корточек, он бешено загремел:
— Оглох? Беги!
Странный пьяный экстаз поднялся у Николки откуда-то из живота, и во рту моментально пересохло.
— Не желаю, господин полковник, — ответил он суконным голосом, сел на корточки, обеими руками ухватился за ленту и пустил ее в пулемет.
Вдали, там, откуда прибежал остаток най-турсова отряда, внезапно выскочило несколько конных фигур. Видно было смутно, что лошади под ними танцуют, как будто играют, и что лезвия серых шашек у них в руках. Най-Турс сдвинул ручки, пулемет грохнул — ар-ра-паа, стал, снова грохнул и потом длинно загремел. Все крыши на домах сейчас же закипели и справа и слева. К конным фигурам прибавилось еще несколько, но затем одну из них швырнуло куда-то в сторону, в окно дома, другая лошадь стала на дыбы, показавшись страшно длинной, чуть не до второго этажа, и несколько всадников вовсе исчезли. Затем мгновенно исчезли, как сквозь землю, все остальные всадники.
Най-Турс развел ручки, кулаком погрозил небу, причем глаза его налились светом, и прокричал:
— Ребят! Ребят!.. Штабные стегвы!..
Обернулся к Николке и выкрикнул голосом, который показался Николке звуком нежной кавалерийской трубы:
— Удигай, гвупый мавый! Говогю — удигай!
Он переметнул взгляд назад и убедился, что юнкера уже исчезли все, потом переметнул взгляд с перекрестка вдаль, на улицу, параллельную Брест-Литовской стреле, и выкрикнул с болью и злобой:
— А, чегт!
Стреляющие вдаели петлюровцы ранят Най-Турса из пулемета. Пули попадают грудь и голову. Полковник умирает на месте. Перед смертью он успевает сказать Николке, чтобы тот не геройствовал и скорее спасался, а также произносит слово «Мало-Пговальная»:
«В голову попала пуля и в грудь.» (часть 3 глава 17)
«Николка вопросительно вперил взор в полковника Най-Турса, желая узнать, как нужно понимать эти дальние шеренги и штукатурку. И полковник Най-Турс отнесся к ним странно. Он подпрыгнул на одной ноге, взмахнул другой, как будто в вальсе, и по-бальному оскалился неуместной улыбкой. Затем полковник Най-Турс оказался лежащим у ног Николки. Николкин мозг задернуло черным туманцем, он сел на корточки и неожиданно для себя, сухо, без слез всхлипнувши, стал тянуть полковника за плечи, пытаясь его поднять. Тут он увидел, что из полковника через левый рукав стала вытекать кровь, а глаза у него зашли к небу.
— Господин полковник, господин…
— Унтег-цег, — выговорил Най-Турс, причем кровь потекла у него изо рта на подбородок, а голос начал вытекать по капле, слабея на каждом слове, — бгосьте гегойствовать к чегтям, я умигаю… Мало-Пговальная…
Больше он ничего не пожелал объяснить. Нижняя его челюсть стала двигаться. Ровно три раза и судорожно, словно Най давился, потом перестала, и полковник стал тяжелый, как большой мешок с мукой.
«Так умирают? — подумал Николка. — Не может быть. Только что был живой.»» (часть 2 глава 11)
В конце концов Николка следует совету Най-Турса и ползет с перекрестка за угол в Фонарный переулок. Он забирает себе пистолет (кольт) убитого Най-Турса:
«И одиночество погнало Николку с перекрестка. Он полз на животе, перебирая руками, причем правым локтем, потому что в ладони он зажимал най-турсов кольт. Самый страх наступает уже в двух шагах от угла. Вот сейчас попадут в ногу, и тогда не уползешь, наедут петлюровцы и изрубят шашками. Ужасно, когда лежишь, а тебя рубят… Я буду стрелять, если в кольте есть патроны… И всего-то полтора шага… подтянуться, подтянуться… раз… и Николка за стеной в Фонарном переулке.» (часть 2 глава 11)
Через несколько дней Николка находит квартиру, где живет семья убитого Най-Турса. Оказывается, что семья как раз живет на улице Мало-Провальная, которую перед смертью упоминал полковник. Мать Най-Турса тяжело переживает страшную новость о смерти сына:
«Николка снял фуражку, и тотчас перед ним очутилась сухонькая другая невысокая дама, со следами увядшей красоты на лице. По каким-то незначительным и неопределенным чертам, не то на висках, не то по цвету волос, Николка сообразил, что это мать Ная, и ужаснулся — как же он сообщит… Дама на него устремила упрямый, блестящий взор, и Николка пуще потерялся. Сбоку еще очутился кто-то, кажется, молодая и тоже очень похожая.
— Ну, говорите же, ну… — упрямо сказала мать…
Николка смял фуражку, взвел на даму глазами и вымолвил:
— Я… я…
Сухонькая дама — мать метнула в Николку взор черный и, как показалось ему, ненавистный и вдруг крикнула звонко, так, что отозвалось сзади Николки в стекле двери:
— Феликс убит!
Она сжала кулаки, взмахнула ими перед лицом Николки и закричала:
— Убили… Ирина, слышишь? Феликса убили!
У Николки в глазах помутилось от страха, и он отчаянно подумал: «Я ж ничего не сказал… Боже мой!» Толстая в пенсне мгновенно захлопнула за Николкой дверь. Потом быстро, быстро подбежала к сухонькой даме, охватила ее плечи и торопливо зашептала:
— Ну, Марья Францевна, ну, голубчик, успокойтесь… — Нагнулась к Николке, спросила: — Да, может быть, это не так?.. Господи… Вы же скажите… Неужели?..
Николка ничего на это не мог сказать… Он только отчаянно глянул вперед и опять увидал край кресла.
— Тише, Марья Францевна, тише, голубчик… Ради бога… Услышат… Воля божья… — лепетала толстая.
Мать Най-Турса валилась навзничь и кричала:
— Четыре года! Четыре года! Я жду, все жду… Жду! — Тут молодая из-за плеча Николки бросилась к матери и подхватила ее. Николке нужно было бы помочь, но он неожиданно бурно и неудержимо зарыдал и не мог остановиться.» (часть 3 глава 17)
Николка рассказывает матери и сестре Най-Турса, что храбрый полковник погиб как герой
«Сестра поправила машинально завиток черных волос, дернула ртом и спросила:
— Как же он умер?
— Он умер, — ответил Николка самым своим лучшим голосом, — он умер, знаете ли, как герой… Настоящий герой… Всех юнкеров вовремя прогнал, в самый последний момент, а сам, — Николка, рассказывая, плакал, — а сам их прикрыл огнем. И меня чуть-чуть не убили вместе с ним. Мы попали под пулеметный огонь, — Николка и плакал и рассказывал в одно время, — мы… только двое остались, и он меня гнал и ругал и стрелял из пулемета… Со всех сторон наехала конница, потому что нас посадили в западню. Положительно, со всех сторон.
— А вдруг его только ранили?
— Нет, — твердо ответил Николка и грязным платком стал вытирать глаза и нос и рот, — нет, его убили. Я сам его ощупывал. В голову попала пуля и в грудь.» (часть 3 глава 17)
Николка и сестра Най-Турса Ирина не без труда отыскивают тело убитого. В ту же ночь Николка и семья убитого проводят панихиду в часовне. Мать Най-Турса благодарит доброго Николку за его помощь. Молодой человек плачет, но в то же время чувствует, что его совесть спокойна, ведь он сделал все, что мог для этого замечательного человека — полковника Най-Турса:
«В ту же ночь в часовне все было сделано так, как Николка хотел, и совесть его была совершенно спокойна, но печальна и строга. При анатомическом театре в часовне, голой и мрачной, посветлело. Гроб какого-то неизвестного в углу закрыли крышкой, и тяжелый, неприятный и страшный чужой покойник сосед не смущал покоя Ная. Сам Най значительно стал радостнее и повеселел в гробу.
Най — обмытый сторожами, довольными и словоохотливыми, Най — чистый, во френче без погон, Най с венцом на лбу под тремя огнями, и, главное, Най с аршином пестрой георгиевской ленты, собственноручно Николкой уложенной под рубаху на холодную его вязкую грудь. Старуха мать от трех огней повернула к Николке трясущуюся голову и сказала ему:
— Сын мой. Ну, спасибо тебе.
И от этого Николка опять заплакал и ушел из часовни на снег.» (часть 3 глава 17)
После похорон Най-Турса Николка продолжает общаться с семьей полковника. Судя по всему, Николка влюбляется в Ирину:
«— А я, Алеша, к Най-Турсам ходил, — пояснил он и вид имел такой, как будто его поймали на заборе во время кражи яблок.
— Что ж, дело доброе. У него мать осталась?
— И еще сестра, видишь ли, Алеша… Вообще.
Турбин покосился на Николку и более расспросам его не подвергал.» (часть 3 глава 19)
Это была цитатная характеристика полковника Най-Турса в романе «Белая гвардия» М. Булгакова, образ героя в цитатах, описание его внешности и характера.
— Все материалы по роману «Белая гвардия»
