Великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский оставил после себя огромное литературное наследие: выдающиеся романы и повести, рассказы, статьи и т.д. Критика о произведениях Достоевского так же обширна и разнообразна.
В этой статье представлена критика о романах Достоевского: отзывы современников писателя и критиков XX вв., как например, Н. А. Бердяев, Л. И. Шестов, Д. П. Святополк-Мирский, Вячеслав Иванов, М. М. Бахтин, Ю. И. Айхенвальд.
Критика о романах Достоевского: отзывы современников и критиков XIX-XX вв.
Н. А. Бердяев:
«…Достоевский прежде всего психолог, раскрывавший подпольную психологию… <…> …русскую идею видел Достоевский во “всечеловечности” русского человека, в его бесконечной шири и бесконечных возможностях. Достоевский весь состоит из противоречий, как и душа России… <…> Он — художник не той безликой бездны, в которой нет образа человека, а бездны человеческой, человеческой бездонности. В этом он величайший в мире писатель, мировой гений, каких было всего несколько в истории, величайший ум… <…>
…Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он — самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира. Достоевский — самый христианский писатель потому, что в центре у него стоит человек, человеческая любовь и откровения человеческой души. Он весь — откровение сердца бытия человеческого, сердца Иисусова…» (Н. А. Бердяев, «Откровение о человеке в творчестве Достоевского», 1918 г.)
«…Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни, еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей. Я всегда делил людей на людей Достоевского и людей, чуждых его духу… <…> Каждый раз, когда я перечитывал Достоевского, он открывался мне все с новых и новых сторон… <…>
…Достоевский был до глубины русский человек и русский писатель. Его нельзя себе представить вне России. По нему можно разгадывать русскую душу. И сам он был загадкой русской природы. Он совмещал в себе всю противоречивость этой природы. По Достоевскому люди Запада узнают Россию…»
(Н. А. Бердяев, «Миросозерцание Достоевского» (1923 г.):
Л. И. Шестов:
«…хотя Достоевский и гениальный писатель, но это не значит, что мы должны забывать о наших насущных нуждах. Ночь имеет свои права, а день — свои… <…> То, что пишет Достоевский в последние годы своей жизни (не только “Дневник писателя”, но и “Братья Карамазовы”), имеет ценность лишь постольку, поскольку там отражается прошлое Достоевского. Нового дальнейшего шага он уже не сделал. Как был, так и остался накануне великой истины… <…> Все, что было у него рассказать, Достоевский рассказал нам в своих романах, которые и теперь, через двадцать пять лет после его смерти, притягивают к себе всех тех, кому нужно выпытывать от жизни ее тайны…» (Л. И. Шестов, «Пророческий дар. К 25-летию смерти Ф. М. Достоевского», 1906 г.)
Д. П. Святополк-Мирский:
«Атмосфера напряжения, которое вот-вот закончится взрывом, достигается всякими мелкими приемами, знакомыми каждому читателю каждого романа Достоевского, которые легко могут быть сведены к единому принципу. С литературной точки зрения, комбинация идеологического и сенсационного элемента является самой поразительной чертой ”зрелой манеры” Достоевского… <…>
Несмотря на то, что он был влиятельным публицистом и всегда считался выдающимся писателем… <… >, Достоевский при жизни не нашел настоящего признания… <…> Он был первым и величайшим симптомом духовного разложения русской души на высочайших ее уровнях, которое предшествовало окончательному распаду царской России… <…>
Литературное его влияние при жизни и в восьмидесятые годы было незначительным… <…> В чисто литературном смысле его влияние не было особенно велико и впоследствии. <…> Но влияние Достоевского в целом, как феномен, невозможно переоценить… <…> Величие его не подвергается сомнению, да и читают его не меньше… <…> Но наш организм выработал иммунитет к его ядам — мы их усвоили и исторгли. Самое типическое отношение к Достоевскому наших современников — его принимают как захватывающе-интересного автора приключенческих романов… <…> …реальный Достоевский — пища, которую легко усваивает только глубоко больной духовный организм…»
(Д. П. Святополк-Мирский, «История русской литературы с древнейших времен до 1925 года», 1926 г.)
Вяч. И. Иванов:
«…Достоевский кажется мне наиболее живым из всех от нас ушедших вождей и богатырей духа… <…> Тридцать лет тому назад умер Достоевский, а образы его искусства, эти живые призраки, которыми он населил нашу среду, ни на пядь не отстают от нас… <…>
Каждой судороге нашего сердца он отвечает: «знаю, и дальше, и больше знаю… <…> До него все в русской жизни, в русской мысли было просто. Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство <…> поставил будущему вопросы, которых до него никто не ставил, и нашептал ответы на еще не понятые вопросы…»
(Вяч. И. Иванов, «Достоевский и роман-трагедия», 1911 г.)
М. М. Бахтин:
«…Достоевский — творец полифонического романа. Он создал существенно новый романный жанр. Поэтому-то его творчество не укладывается ни в какие рамки… <…> В его произведениях появляется герой, голос которого построен так, как строится голос самого автора в романе обычного типа. Слово героя о себе самом и о мире так же полновесно, как обычное авторское слово <…> оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев…» (М. М. Бахтин, «Проблемы поэтики Достоевского»)
Ю. И. Айхенвальд:
«…романы Достоевского являют зрелище, которому нет равного во всей мировой литературе. Они до такой степени исполнены страдания и недуга, что как-то совестно было бы прилагать к ним чисто эстетическое мерило, хотя он и редкий мастер изобразительности… <…>
…искусно и ловко сплетает он все тонкие петли своего сложного повествования, сам нигде не запутается, ничего не забудет и уверенно сведет одно к одному, все многочисленные концы с концами; он — страстный, но он и хитрый, он себе на уме, на безумном уме… <…> Большой он художник, но причудливый… <…>
У него — не обычное течение жизни, не мирные встречи людей, а почти исключительно сцены и часто ссоры; он не боится писательских трудностей и нарочно создает такие коллизии, перед которыми у другого автора замерло бы в бессилии перо… <…> … вы чувствуете, что это уже предел человеческой напряженности, что большего душа не могла бы уже вынести… <…> Он, при всем романтизме иных его страниц, ничего не стесняется, не боится никаких низин… <…> …его трудно читать, как трудно жить. Он воплощает собою ночь русской литературы, полную тягостных призраков и сумбурных видений… <…>
…Достоевский, помимо всего прочего, — замечательный карикатурист; он очень способен к остроумию и шутке, и порою они вспыхивают у него радостными, сверкающими искорками; он умеет быть ласковым и шутливым…»
(Ю. И. Айхенвальд, из книги «Силуэты русских писателей», 1906 — 1910 гг.)
Это была критика о романах Достоевского: отзывы современников и критиков XIX-XX вв. о произведениях писателя.
