Критика о пьесе «На дне» Горького: анализ, отзывы современников

Критика о пьесе "На дне" Горького: анализ, отзывы современников
Пьеса «На дне».
Актеры «Московского
художественного театра», 1902 г.

В этой статье представлена критика о пьесе «На дне» Горького: анализ, отзывы современников.
Отзывы принадлежат таким критикам и литераторам, как С. А. Адрианов, И. Ф. Анненский, Д. В. Философов и др.

— Краткое содержание пьесы
— Все материалы по пьесе «На дне»

 

Критика о пьесе «На дне» Горького

Д. В. Философов:

«…в «На дне», автор сумел обогатить русскую речь, внести в нее некоторые новые обороты, эпитеты, образы… <…>

…Успех у Горького был совершенно особенный. Такого раболепного преклонения, такой сумасшедшей моды, такой безмерной лести не видали ни Толстой, ни Чехов. Горький был герой дня, «любимец публики», нечто вроде модного оперного певца, который в течение коротких лет кружит голову своим поклонникам и затем, потеряв голос, сходит со сцены, погружается в забвение. Увлечение Горьким психологически понятно, легко объяснимо. Слишком вовремя появился он, слишком глубокие струны задел он, чтобы не встретить отклика во всей новой России, которая только что начинала просыпаться. Широкой публике казалось, что дарование Горького неисчерпаемо, что развитию его нет пределов, и она подстегивала Горького, щекотала его самолюбие, сделала его своим кумиром. Она не давала ему возможности сосредоточиться, оглянуться, понять самого себя, меру своих сил, характер своего дарования. Драма «На дне» была высшая точка творчества Горького; после нее начинается падение. По всей Европе, можно сказать по всему земному шару, распространяются произведения Горького, даже самые неудачные, и весь мир видит, как писатель все ниже и ниже падает, как он лежит почти «на дне» невероятной банальности и претенциозной риторики…»
(Д. В. Философов, «Конец Горького» (1907 г.))

Адрианов С. А:

«…Успех был огромный, особенно в Берлине. Дифирамбы немецкой прессы давно были уже перепечатаны нашими газетами и всем известны… <…>

…Теперь пьеса появилась в печати и стала общим достоянием. Говорят, что на книжном рынке давно уже не бывало такой ходкой книжки. Все спешат запастись ею и убедиться, действительно ли удалось г. Горькому создать литературное произведение европейского значения… <…>

…драма происходит на фоне пьяной, грязной и бессмысленной жизни подвала, воплощенной в целой галерее «бывших людей». Разнообразные фигуры выписаны со свойственным г. Горькому знанием этой среды, реально и выпукло. Тут и бывшие мастеровые, и бывший аристократ, и бывший интеллигент, и бывший актер; рядом с ними булочник, крючники, публичная женщина, торговка и т. д. У всех этих лиц есть общая черта: жизнь и собственная натура так или иначе выбили их из колеи, заставили опуститься «на дно», превратиться в подонки общества; в этой среде считаются ненужными и неуместными всякие навыки, выработанные культурою, всякая сдержка диких и грязных инстинктов… <…>

…странник Лука, шестидесятилетний старик. Эта фигура едва ли не самая удачная и оригинальная в пьесе, и мы на ней остановимся подробнее. Биография Луки туманна; восстанавливать ее приходится по намекам, рассеянным в разных местах пьесы. В молодости он жил без удержу, поддаваясь порывам своего огневого темперамента, много увлекался женщинами… <…>

…По-видимому, в связи с одним из таких увлечений, Лука «ошибся однажды», т. е. спросил кого-то на тот свет и попал в Сибирь, на каторгу или на поселение, а затем сбежал и теперь бродит «без бумаг» с места на место по всей Руси, приглядываясь к людям, их характерам, поступкам и «верам»… <…>

…Вооруженный этою мудростью, Лука спокойно, радостно и безбоязненно идет по юдоли бедствий и умеет вызвать надежду в отчаявшемся сердце, воскресить жажду нравственной жизни в человеке, который успел уже укрепиться в своем нравственном падении и огрубеть до презрительного отрицания всякого идеального стремления к лучшему.

Лучшие русские писатели давно уже пытались создать тип мудрого сердцеведца и руководителя совести человеческой, и каждый художник разрешал эту задачу по-своему. Толстой создал Акима во «Власти тьмы», Достоевский — старца Зосиму в «Братьях Карамазовых».

К той же задаче подошел и г. Горький и разрешил ее в фигуре Луки, не похожей ни на Акима, ни на старца Зосиму… <…>

…Лука… прямо любуется нераскаянным убийцею Сатиным, потому только, что Сатин «легко жизнь переносит, т. е. преступление его не раздавило, хотя и заставило «свихнуться со стези своей», опустило «на дно»… <…>

…Создавая тип Луки, г. Горький сумел изобразить его в оригинальных очертаниях, не поддаваясь искушению подражательности, хотя нелегко сохранить оригинальность и содержательность, берясь за задачу, разработанную уже такими колоссами, как Толстой и Достоевский… <…>

…Луке не надо никаких внешних авторитетов и поддержек. Он в себе самом находит довольно силы, чтобы разобраться в хаосе жизненных явлений, чтобы устоять перед тайною жизни, не поддаваясь искушению дряблого фатализма или же бесцельного вызова. Лука знает, конечно, по собственному опыту, что жизнь — дело нелегкое. «Всяк по-своему жизнь терпит», — говорит он. Но, вместе с тем, тягота жизни не есть нечто, наложенное на человека злой внешней силой. Никакой силы, лежащей вне человека, Лука не знает. Все в человеке и все во власти человека…»
(Адрианов С. А. «На дне» Максима Горького. СПб., 1903)

 

И. Ф. Анненский:

«…Шулер [прим. — Сатин], побитый за нечистую игру и одурманенный водкой, страстно, хотя и с надрывом, говорит об истинах, которые волнуют лучшие умы человечества. Старик [прим. — Лука], которого в жизни только мяли, выносит из своих тисков незлобивость и свежесть. Двадцатилетняя девушка [прим. — Настя], которая не видела в жизни ничего, кроме грязи и ужаса, сберегает сердце каким-то лилейно чистым и детски свободным. А Пепел, этот профессиональный вор, дитя острога и в то же время такой нервный, как женщина, стыдливый и даже мечтательный? Это внутреннее несоответствие людей их положению, эта жизнь, мыслимая поэтом как грязный налет на свободной человеческой душе, придает реализму Горького особо фантастический, а с другой стороны, удивительно русский колорит… <…>

…Горький уже не Достоевский, для которого алмаз был бог, а человек мог быть случайным и скудельным сосудом божества; у Горького, по крайней мере для вида, — все для человека и все в человеке, там и царевнин алмаз. И если для Достоевского девизом было — смирись и дай говорить богу, то для Горького он звучит гордым: борись, и ты одолеешь мертвую стихию, если умеешь желать… <…>

…»На дне» — настоящая драма, только не совсем обычная, и Горький более скромно, чем правильно, назвал пьесу свою сценами. Перед нами развертывается нечто цельное и строго объединенное мыслью и настроением поэта.

В ночлежку, где скучилась подневольно сплоченная и странная семь приходит человек из другого мира. Его совершенно особая обаятельность вносит в медленное умирание «бывших людей» будто бы и живительную струю, но оглядываться на себя обитателям подполья опасно.

В результате приход Луки только на минуту ускоряет пульс замирающей жизни, но ни спасти, ни поднять он никого не может. Поддонное царство нагло торжествует: взамен двух убитых людей оно берет себе двух новых: Татарина и Клеща, которые дотоле еще крепились, не порывая связи с прошлым. Драма Горького имеет чисто социальный характер, — романическая история Пепла с Наташей только эпизод, искусно включенный автором в общую цепь.

Если хотите, любовь Василия к Наташе почти ни при чем даже в убийстве Костылева. Причина этого события лежит в Луке, который взбаламутил болотную стоячую воду. Нервный Пепел — это только тот шальной камень, который метнуло вверх из нового водоворота, а Костылев — та жаба, которая думала до конца дней своих спокойно купаться в тинистых водах, внезапно забурливших и грозных, хотя бы на минуту и для одной только старой жабы… <…>

…Драматургия пьесы «На дне» имеет несколько характерных черт. В пьесе три главных элемента: 1) сила судьбы, 2) душа бывшего человека и 3) человек иного порядка… <…>

…Центр действия не остается все время один и тот же, как в старых драмах, а постоянно перемещается: точнее, внимание наше последовательно захватывается минутным героем: сначала это Анна и Клещ, потом Лука, Пепел, Василиса, Настя, Барон, Наташа, Сатин, Бубнов и наконец Актер. Личные драмы то тлеют, то вспыхивают из-под пепла, а по временам огни их очень затейливо сплетаются друг с другом.

Строго говоря, в драме Горького нет ни обычного начала, ни традиционной развязки. Пьеса похожа на степную реку, которая незаметно рождается где-то в болоте, чтобы замереть в песке. Но вчитайтесь внимательнее в начальную и последнюю сцену, и вы увидите, что «На дне» вовсе не какая-то серая полоса с блестками, которую бог знает зачем выкроили из действительности и расцветили, а что это настоящее художественное произведение… <…>

…Конец в пьесе тоже удивительный. Если хотите, это примирение души бывшего человека с судьбой. Судьба берет, конечно, свое: мстя бывшему человеку за бунт, она приобщает к своим жертвам три новеньких: во-первых, Клеща, который с этого дня не будет уже говорить о честном труде и откажется от своей спеси, привыкая к чарочке и жуликам; во-вторых. Татарина, который сегодня должен получить из когтей этой судьбы пламенное крещение в алкоголе, чтобы мало-помалу забыть и Коран, и далекую татарку, «которая закон помнит». Третья жертва — комическая, это развенчанный властитель — Медведев, который сменил сегодня свисток будочника на женину кофту, становясь таким образом тоже бывшим человеком…»
(Фрагменты статьи «Драма на дне» И. Ф. Анненского («Книга отражений») 1906 г.)

А. С. Серафимович:

«…когда подымается занавес, когда перед этой спокойной опрятной публикой вдруг откроется дымный и низко придавленный позеленевшими осклизлыми сводами подвал, когда зритель глазами увидит отрепья, нищету, грязь и ужас жизни, когда ушами услышит трагедию, потрясающую своей простотой трагедию смерти Анны,- привычное сердце его колыхнется. Как бы ни было могуче слово, никогда оно не производит такого впечатления, как реальный факт, и никакие описания не дадут представления, такого яркого и выпуклого, как самый предмет. Театр же создает иллюзию факта, действительности.

И вот эта чистая, опрятная хорошая публика выходит из подъездов театра, унося в сердце сострадание и боль, и жало укора, укора людей, которые голодны, измучены, исстрадались, которые тонут, которые «на дне». Но привычка — страшная вещь.
Только посветлеет следующее утро, как все, что составляет жизнь этих опрятных людей, как илом, затягивает душу. Уже остается только впечатление, что были в театре, что хорошо играли. Уже и забыли тех, кто и сейчас не переставая голоден, измучен, одет в отрепья, пьян, готов на преступления. Привычка — страшная вещь, она родит глухоту и слепоту….»
(А. С. Серафимович, статья «На дне», газета «Курьер», 2 апреля 1903 г., №35. (Источник: А. С. Серафимович «Собрание сочинений в семи томах» (том 2) М., ГИХЛ, 1959 г.))

Статьи в «Литературной энциклопедии»:

«…Мелкобуржуазный… поток русской реалистической драмы возглавляется Горьким («На дне», «Дачники»). В его пьесах изображена мещанская среда конца века в двух ее вариациях — успокоившейся в своем благополучии и, наоборот, упадочной, скатывающейся на социальное дно. Первая вызывает к себе презрение художника, вторая — группа героев «дна» — глубокую скорбь об их падении. Горького неоднократно упрекали за бедность его пьес действием. Этот упрек неправилен: бедность событиями находит себе объяснение в тех социальных условиях, которые им изображались. Индивидуализм, нашедший себе яркое выражение в «На дне» — временное и переходное явление в творчестве Горького. От анархического индивидуализма первого периода своего творчества через критику мещанства опустившейся интеллигенции Горький приходит к подымающемуся и борющемуся за свои идеалы пролетариату.»
(«Литературная энциклопедия в 11 томах», том 3, статья «Драма», 1930 г.)

«…В драме «На дне» [1902], он реалистически показывал беспочвенность, социальную беспомощность людей «дна». Образы «босяков» в раннем творчестве Горького отнюдь не обозначали того, что Горький выступал идеологом люмпенский групп. Образы «босяков» ворвались свежей струей в атмосферу чеховского уныния, толстовского непротивления, либерально-народнических малых дел. В их лице утверждалась яркая, самобытная, цельная личность сильного, гордого, свободолюбивого человека, полного презрения к собственности, не укладывающегося в рамки капиталистического общества, отверженного им и противостоящего трусливому обывателю, благополучному домовитому собственнику-мещанину, расхлябанному, двойственному интеллигенту.»
(«Литературная энциклопедия в 11 томах», том 10, статья «Русская литература», 1937 г.)

Это была критика о пьесе «На дне» Горького: анализ, отзывы современников о произведении.

Оцените статью
Arthodynka.ru
Добавить комментарий