 |
| Мазепа. Иллюстрация К. И. Рудакова |
Поэма «Полтава» была написана в 1828 г. и впервые напечатана в 1829 г.
В этой статье представлена критика о поэме «Полтава» Пушкина: отзывы современников и критиков XIX-XX вв. о произведении.
Все материалы по поэме «Полтава»
Все материалы по творчеству Пушкина
Критика о поэме «Полтава» А. С. Пушкина
Ф. В. Булгарин:
«Вот новое произведение любимца нашей публики! <…> В сей поэме описаны любовь Мазепы к дочери Кочубея, Матрене, которая названа в поэме Мариею; бегство сей несчастной из дома родительского; донос Кочубея и Искры; Полтавский бой; торжество Петра Великого; бегство Карла XII и Мазепы; встреча сего последнего с Мариею, лишившеюся ума после смерти отца. Поэма разделяется на три песни; песни состоят из отрывков, или отдельных происшествий, представляющихся как в волшебном фонаре. …Лучшее, по нашему мнению, место..: изображение казака, везущего к Петру донос на Мазепу. <…>
…Невзирая на то, что целая поэма прекрасная, пушкинская, но если б в ней было таких десять страниц, то она была бы вдесятеро лучше. …Поэму «Полтава» мы почитаем третьею по достоинству сочинений Пушкина, т. е. после «Цыган» и «Бахчисарайского фонтана». Это весьма много еще, чтоб поэма «Полтава» была читана, перечитана и расхвалена. <…> …Поздравляем публику с новою прелестною поэмою, с новым перлом нашей словесности.»
(Ф. В. Булгарин, ««Полтава», поэма Александра Пушкина», 1829 г.)
Рецензия в журнале «Московский телеграф»:
«…Удерживаясь на сей раз от решительного суждения о «Полтаве», мы скажем, однако ж, что видим в ней при всех других достоинствах новое: народность. В «Полтаве» с начала до конца везде русская душа, русский ум, чего, кажется, не было в такой полноте ни в одной из поэм Пушкина. Сердце трепещет, когда читаете, например… ответ Кочубея Орлику… <…>
Это голос русский, доходящий прямо до нашего сердца. Скажут, может быть, что это подробности; но мы упомянули уже, что вся поэма проникнута одним духом. Блестящих мест, в коих видна особенная сила гения, в ней множество. …[например] одно: ночной разговор Мазепы с Орликом накануне Полтавской битвы.»
(рецензия неизвестного автора, статья ««Полтава», поэма Александра Пушкина», журнал «Московский телеграф», 1829 г., №8)
Рецензия в журнале «Галатея» (1829 г.):
«Никто из русских поэтов не расточителен так на произведения творческой фантазии, как А. С. Пушкин… <…>
Мы бы хотели сделать поэту один вопрос: почему назвал он свою поэму «Полтавою», которая поставлена у него почти в невидимом уголке? Главное действие только скользит, так сказать, мимо Полтавы. Может быть, Пушкин, редко повторяющий себя, дал новой поэме своей название точно с таким же намерением, какое было у него в виду при издании «Бахчисарайского фонтана», который также стоит в его поэме в едва приметном уголке.»
(неизвестный автор, статья ««Полтава», поэма Александра Пушкина», журнал «Галатея», СПб., 1829 г., в.8, 94 стр.)
Н. И. Надеждин:
«По моему мнению — «Полтава» есть настоящая Полтава для Пушкина! Ему назначено было здесь испытать судьбу Карла XII!.. И — какая чудная аналогия!.. Северный Александр, проиграв Полтавское сражение, пустился в ребяческие фарсы, недостойные его гения и славы… <…>
О языке Пушкина вообще говорить нечего!.. …И в отношении к наружной отделке, его «Полтава» несравненно ниже всех прочих его произведений. Стихов прозаических и вялых такое множество, что не веришь: Пушкин ли, полно, писал их? <…>
В глаза также бросается неудачное покушение подделываться под тон простонародного разговора, обличающее себя нередко в «Полтаве»… <…>
…Александру Сергеевичу безусловные похвалы, верно, прискучили. Может быть, и голос истины будет ему приятен — по крайней мере для разнообразия!»(Н. И. Надеждин, статья ««Полтава», поэма А. Пушкина», 28 апреля 1829 г.)
П. Лялин:
«…К неожиданному моему удовольствию мне удалось прочитать и Выжигина, и Полтаву, Если Гений поэтов может стареть… то вдохновитель А. С. Пушкина пошел под гору, что разительно доказывает его Полтава, ибо, по мнению моему, в этой поэме, не имеющей никакого плана, испорчены все характеры, начиная от Мазепы, который по омерзительному своему сладострастию и неестественной любви к нему Марии припоминает мне Злого Черномора, в поэме «Руслан и Людмила»… … [у Мазепы] характер, хитрый и пронырливый. Кочубей… не хочет под пыткою сказать Орлику, где спрятаны его деньги. Не значит ли это, что жажда корысти имела в нем перевес над возвышенным чувством чести. Впрочем, стихи, где Кочубей отвечает Орлику о трех кладах, прекрасны, в целой же поэме отличных стихов немного и она во всех отношениях слабее предыдущих его произведений.»
(Петр Лялин — графу Дмитрию Ивановичу Хвостову, письмо от 8 апреля 1829 г.)
С. Т. Аксаков:
«…Вчера получили поэму Пушкина, которую он перекрестил из «Мазепы» в «Полтаву». Вчера же я прочел ее четыре раза и нашел гораздо слабейшею, нежели ожидал: есть места превосходные, но зато все разговоры, все чувствительные явления мне не нравятся; даже описание, а особливо конец сражения весьма неудачны; эпилог тоже. Одним словом, это стихотворение достойно Пушкина; но сказать, что он продвинулся вперед, что «Мазепа» выше всех сочинений, по моему мнению, никак нельзя…»
(С. Т. Аксаков — С. П. Шевыреву, письмо от приблиз. 2 апреля 1829 г.)
К. Полевой:
«В «Полтаве»… господствует совершенное, шекспировское спокойствие поэта и живая игра страстей действующих лиц. <…>
Только там, где говорит он от себя, рассказ его принимает величественный тон эпопеи. Одним словом, это совершенно новый род поэзии, извлекаемый из русского взгляда поэта на предметы. Этого нет и следа в «Руслане и Людмиле», это первый опыт, блестящий, увлекательный, открывающий новый мир для последователей Пушкина. <…> Но кто не видит новых для русской поэзии красот «Полтавы», тому напрасно стали бы мы указывать на них. Они не в отдельных словах поэмы, а в выражении всех отдельных частей, исходящем от одного начала.
…Новая поэма Пушкина не произвела на публику такого сильного впечатления, какое производили прежние, и многим даже не имела счастия понравиться. Это естественно. Красоты ее слишком новы для русских читателей, еще не готовых понимать оные. <…> Успех «Полтавы» показал бы или малое изменение в поэзии Пушкина, или высокое совершенство его читателей, чего, кажется, нельзя было и ожидать.»
(К. Полевой, статья о поэме «Полтава», 14 апреля 1829 г., журнал «Московский Телеграф», №7)
Рецензия в журнале «Галатея» (1839 г.):
«…Не можем не остановиться на «Полтаве»… это если не самое слабое, по крайней мере, одно из слабых его эпических произведений по созданию, характерам и самому изложению. Правда, в «Полтаве» есть несколько отрывков, достойных пера Пушкина, но отрывки еще не составляют целого. Мы ничего не скажем о названии поэмы, — оно неверно; Полтава в пушкинском произведении составляет только эпизод — не более. <…>
Невинный Кочубей… выдан вместе с Искрою Мазепе; Мазепа публично казнил обоих, а Мария сошла с ума. Тут бы, казалось, и должна была кончиться повесть, не имея притязания на название поэмы; но Пушкину вздумалось привязать к ней Полтавское сражение; от этого действие раздвоилось: от нарушения единства действия разрушился эффект повести. <…>
Во всей поэме главных лиц три: Мазепа, Мария и Кочубей; начнем с первого. Мазепа — лицо отвратительное… <…> …Характер его не выдержан. Вся поэма — если «Полтава» поэма — состоит из трех песней; в первых двух песнях вы видите в Мазепе человека хитрого, дальновидного, проницательного человека, который наперед все расчел, все взвесил, все предугадал; читаете третью песнь, и сами себе не верите. <…>
Характер Марии в нравственном отношении не лучше характера Мазепы, но он ровнее, вернее самому себе, и выдержан от начала до конца; жаль одного, — Мария не возбуждает в нас участия, потому что вы не видим в ней ни одного отблеска нравственной красоты — это настоящая… разбойница… <…>
Лучше всех характер Кочубея, но и он не безукоризнен: Кочубей доносит Петру об измене Мазепы, и прекрасно, — это долго каждого верноподданного. Но в какое время он разоблачает перед Петром замыслы Гетмана?.. Когда Мазепа похитил у него дочь и, следовательно, нанес ему личное оскорбление. Не чувствуете ли, как это много отнимает цены у преданности Кочубея к Петру? Может быть, кто-нибудь скажет, что Кочубей прежде не знал о замыслах Гетмана… ничуть не бывало: Кочубей давно уже знал об них, — ссылаемся на самого Пушкина, на то, что говорит он в первой песне «Полтавы»… <…>
Вторая песнь «Полтавы» по слогу несравненно выше первой; здесь меньше встретите вы слабых стихов, и можете упрекнуть Пушкина только за картину казни Кочубея, картину, довольно неприятную, хотя, впрочем, нарисованную не без искусства. <…>
Третья песнь «Полтавы» так неудовлетворительна, так слаба, так далека от совершенства… Здесь события смешны, и, так сказать, нагромождены одно на другое, лица не обрисованы, не оттенены, не сгруппированы надлежащим образом, оттого они друг друга заслоняют, затемняют, и… мгновенно являются, мгновенно исчезают; ни одно лицо не индивидуализировано… <…>
Пушкин, мастерски нарисовавший в «Руслане и Людмиле» поединок Рогдая с Русланом, не умел справиться с Полтавскою битвою, и решительно пал в ней.»
(рецензия неизвестного автора, журнал «Галатея», 1839 г., часть 3, №25 и 26)
К. А. Фарнгагена фон Энзе:
«Поэма в трех песнях; основа историческая, расположение прекрасное, исполнение зрелое, слог совершенный… <…>
История и предание здесь счастливо смешаны; герои и главные события представлены в их исторической истине; воинские дела в живой наглядности. Но удивительнее всего виден характер Марии, упорство и сила ее склонности, ее твердая настойчивость и потом вновь могущественно пробудившаяся дочерняя любовь, детское отчаяние. И в сей поэме изображение главных положений подходит к драматическому. Пушкин неоднократно доказывает, сколь способен он к сему роду. Описание казни Кочубея мучительно по сухой подробности, но имеет высокое поэтическое действие. <…>
Многие отдельные черты величайшей красоты; поэма чрезвычайно богата новыми оборотами, изумительными эпизодами, исполненными жизни картинами.
Наконец, поэт обращает взор, по прошествии ста лет, на сцену тогдашних событий. В высокой славе сияет память Петра Великого. Король Карл также не забыт. Тщетно спрашивают о могиле Мазепы, но с честию возвышаются гробницы Кочубея и его товарища Искры, которых верность узнана слишком поздно. О дочери молчит предание: слепой украинский бандурист, брянчащий о гетмане, едва упоминает о преступной его дочери. Так умел поэт вывести нас из глубины ночи в область дня и простым эхом деяний указать высшее правосудие, которое таким образом становится предметом истинной поэзии.»
(статья К. А. Фарнгагена фон Энзе, «Сочинения А. Пушкина», «Сын Отечества», 1839 г., т.7)
Рецензия «Библиотека для Чтения»:
«С «Полтавы» начинается лучший период в поэтической деятельности Пушкина. Здесь он является полным национальным поэтом, зрелым художником, самостоятельным творцом и великим представителем русской поэзии. Содержании поэмы взято из бессмертной эпохи нашей истории, из эпохи Петра. На русской земле действуют русский лица, являются русские характеры — и какие лица, какие характеры! Петр Великий, Мазепа, Кочубей; а возле них этот рыцарь в порфире, этот витязь-король, Карл XII! Задача огромная для поэта, и только Пушкину можно было решить эту задачу удовлетворительно. С каким искусством выставил он хитрого Мазепу; как лукав этот старый гетман; с какою коварною целью скрывает он, под видом смиренника, тайный, давнишний замысел; с каким удовольствием возбуждает этим мнимым смирением грозный ропот негодования между казаками, как умно прикидывается он больным и дряхлым стариком… <…>
И что же двигает железною душою хитрого Мазепы? Где тайная пружина его притворного смирения? Его кумир — властолюбие; его дерзкий замысел — мщение Великому Петру. <…>
Характер Марии очерчен искусною рукой. Ее пламенная, мечтательная страсть, ее беспредельная любовь к Мазепе, страшное отчаяние при смерти отца и дикое сумасшествие, — все это носит на себе яркую печать высокой поэтической истины. Благородный Кочубей, обиженный изменником, со своими тайными замыслами грозного мщения, и его жена, которая торопит супруга к исполнению этих замыслов, обрисованы верными красками. Как хороша эта старая женщина, которая, как злобный демон, будить мужа во время сна и напоминает ему о бесчестии дочери… <…>
Кочубей накопил страшный донос на старого гетмана; он отыскал верного, надежного гонца, который любил когда-то несчастную Марию, и теперь, пылая мщением к страшному сопернику, едет с доносом к царю… <…>
И вот Кочубей в темнице, в цепях, преступник, приговоренный к смерти. Перед ним неумолимый Орлик, свирепый друг Мазепы, страшное орудие его железной воли. Орлик стоит перед несчастным стариком, он возмущает своим присутствием его последние часы, требует от него признания, куда он скрыл свои сокровища. Ответ Кочубея исполнен благородной гордости. <…>
«Полтава» так богата поэтическими красотами, так проникнута русским духом, что она по справедливости занимает одно из первых мест между лучшими памятниками нашей литературы. В некоторых местах это произведение отличается совершенно драматическим характером в высшем значении слова.»
(рецензия в журнале «Библиотека для Чтения», 1840 г.)
С. Шевырев:
««Полтава»» была переходом от влияния Байронова к самобытности: произведение много потерпело от этой причины. Главная ошибка в нем есть ошибка против формы: сюжет просился в широкую драму, а поэт сковал его в тиски так называемой гражданской поэмы.
В «Борисе Годунове» Пушкин явился Пушкиным. Здесь, равно как и в других его позднейших произведениях, влияние Байрона миновало совершенно — и началось скорее влияние Шекспира, влияние менее опасное… <…>
Итак, Байрон, по нашему мнению, составляет весьма вредный эпизод в свободном и полном развитии Пушкина. Разность и того и другого еще более очевидна в прозе нашего поэта…»
(С. Шевырев, «Сочинения А. Пушкина», «Москвитянин», 1841 г., ч.5, №9)
В. Г. Белинский:
«…В поэме Пушкина, состоящей из трех песен, Полтавская битва, равно как и герой ее — Петр Великий, являются только в последней (третьей) песне, тогда как две заняты любовию Мазепы и Марии и его отношениями к ее родственникам. Поэтому Полтавская битва составляет как бы эпизод из любовной истории Мазепы и ее развязку; этим явно унижается высокость такого предмета, и эпическая поэма уничтожается сама собою! <…> Вот первая ошибка Пушкина, и ошибка великая! <…> Какую мысль хотел выразить поэт через эту историю любви, смешанной с политическими замыслами и через них пришедшей в соприкосновение с Полтавскою битвою?..»
(В. Г. Белинский, «Статья седьмая», цикл «Сочинения Александра Пушкина» (1843—1844)», 1844 г.)
Г. А. Гуковский:
«Она [критика XIX века] подходила к «Полтаве» с мерками «Кавказского пленника» (и не могла взять в толк, причем здесь Петр и Полтавский бой) или же с мерками старозаветного эпоса (и не могла понять, причем здесь Мария и вообще личный «роман» Мазепы).»
(Г. А. Гуковский, «Пушкин и проблемы реалистического стиля», 1957 г.)
Это была критика о поэме «Полтава» А. С. Пушкина: отзывы современников и критиков XIX-XX вв. о произведении.
Все материалы по поэме «Полтава»
Все материалы по творчеству Пушкина
