 |
| Лев Толстой. Художник И. Е. Репин |
«Воскресение» является последним романом великого русского писателя Л. Толстого.
В этой статье представлена критика о романе «Воскресение» Л. Толстого: отзывы современников и критиков XX века.
Все материалы по роману «Воскресение»
Все материалы по творчеству Льва Толстого
Критика о романе «Воскресение» Л. Толстого
А. П. Чехов:
«…скажу еще о «Воскресении», которое я читал не урывками, не по частям, а прочел все сразу, залпом. Это замечательное художественное произведение. Самое неинтересное — это все, что говорится об отношениях Нехлюдова к Катюше, и самое интересное — князья, генералы, тетушки, мужики, арестанты, смотрители. Сцену у генерала, коменданта Петропавловской крепости, спирита, я читал с замиранием духа — так хорошо! А m-me Корчагина в кресле, а мужик, муж Федосьи! Этот мужик называет свою бабу «ухватистой». Вот именно у Толстого перо ухватистое. Конца у повести нет, а то, что есть, нельзя назвать концом. Писать, писать, а потом взять и свалить все на текст из евангелия, — это уж очень по-богословски.»
(письмо А. П. Чехова М. О. Меньшикову, 28 января 1900 г.)
Рецензия в журнале «Вестник Европы»:
«Роман, как комедия, не исчерпывает целых областей жизни, для него вовсе не обязательно изображать добро параллельно со злом, распределять равномерно свет и тени… <…> …поколебать доверие к суду роман Толстого не может… <…> Таких судей, каких мы видим в «Воскресении», не будет в действительности только тогда, когда для русского суда, как и для всего русского общества, вновь наступит эпоха великих реформ…»
(Рецензия в журнале «Вестник Европы», 1899 г., №12)
Рецензия неизвестного судьи:
«…Уважаемый Лев Николаевич! В вашем романе собрано все для того, чтобы изобразить суд наиболее несимпатичными чертами… <…> Действительно, страшно становится при одной мысли о таком суде, где все зависит от случая, где судьбой человека играет всякое привходящее обстоятельство вроде любовной интриги председателя с рыженькою гувернанткой… <…>
За короткое время суд сделался лучшим достоянием русского народа… Сюда он более доверчиво, чем кому-либо другому, несет свое горе и свои нужды… <…> …Судебное ведомство тихо и скромно, но с глубоким сознанием нравственной ответственности несет возложенную на него высокую и почетную обязанность водворения правды… <…>
Я намерен спросить вас, жизненны ли те образы, которые вы изобразили типами судебного ведомства?.. Знаете ли вы ту среду, которую взялись описывать? <…> Случалось ли вам когда-либо проследить обычный образ жизни жуиров и посмотреть, как, согнув утомленную дневными трудами спину, они сидят в тиши своих убогих кабинетов, разбираясь в делах, которые им придется доложить на следующий день…»
(рецензия неизвестного судьи (под псевдонимом «Старый судья»), «Открытое письмо графу Л. Н. Толстому», газета «Киевлянин», 1899 г., №222)
П. Н. Краснов:
«Ведь сюжет «Воскресения» состоит в истории обновления души князя Нехлюдова после того, как он в качестве присяжного на суде был невольным виновником осуждения девушки, которую когда-то сам соблазнил и бросил…». <…>
…История очищения души этой девушки после того, как она узнала о раскаянии князя Нехлюдова и его готовности поправить ошибку и загладить свой грех перед ней… <…>
Путем каких душевных страданий, каких нравственных силлогизмов доходит Нехлюдов до этого странного решения, автор не показывает читателю, и решение Нехлюдова остается мало мотивированным и не объясненным… <…>
От читателя, в сущности, скрыт душевный процесс, в силу которого она [Маслова] превратилась из невинной и жизнерадостной воспитанницы тетушек Нехлюдова в падшую женщину и затем опять возродилась в чистое, серьезное и любящее существо… <…>
Порой изображения этой жизни переходят почти в сатиру, но это далеко не сатира, потому что изображение гр. Л. Н. Толстого слишком правдиво и жизненно и лишено чувства негодования, заставляющего сатирика всегда несколько искажать истину… <…>
Многие приняли “Воскресение” за роман нравоучительный, даже тенденциозный, даже за сатиру; но возражали в сущности не против романа, а против тех взглядов гр. Л. Н. Толстого, которые известны из других его произведений… <…> Не гр. Л. Н. Толстой поучает, сама жизнь учит…»
(П. Н. Краснов, «Новый роман гр. Л. Н. Толстого ”Воскресение”», журнал «Неделя», 1900 г., №1)
Рецензия в журнале «Вестник права»:
«Помпадуры Щедрина ведь сатира, фантазия, — а судьи графа Толстого — живые люди… <…>
К крайнему прискорбию, нельзя не сознаться… что некоторые из них не только могут быть, но и действительно встречаются и в обществе, и между представителями правосудия… <…>
Несомненно, что романист не процессуалист и роман не учебник процесса, а потому и нельзя предъявить к романисту таких требований при изложении им процесса, как к процессуалисту… <…> При обрисовке отдельных судебных деятелей постоянно также проглядывает тенденциозность, граничащая с издевательством…»
(неизвестный автор (под псевдонимом «Бывший прокурор, ныне судья»), статья «Судебные деятели по “Воскресению” графа Л. Н. Толстого», журнал «Вестник права», 1900 г.)
М. А. Протопопов:
«Кто же воскрес в “Воскресении? Что за люди Нехлюдов и Катя Маслова и в чем выразилось их нравственное обновление, если под воскресением именно их подразумевать?.. <…>
…Дело в том, что никакой психологии в романе нет, да и вообще нет никакого вообще романа, а есть страстный социально-моральный памфлет, направленный против наших культурно-общественных идеалов и стремлений… <…>
А, ну их, и этого великосветского шатуна Нехлюдова, и эту потерянную женщину Маслову с их падениями, восстаниями, воскресениями… <…> Возродятся ли они, нет ли, это не важно… <…>
Какой же это роман? Это негодующее изобличение, это субъективнейшее лирическое стихотворение в прозе, это взволнованная карающая речь сурового пророка, но это отнюдь не мирное, спокойное, светлое художественное произведение… <…>
А я читателям скажу, после выдержанной нами головомойки пойдемте к своим обычным делам: вы — в школу — учить детей грамоте, я — за письменный стол писать новую статью, вы, судья, — в суд — судить провинившихся. Все остается по-старому…»
(М. А. Протопопов, статья «Не от мира сего», «Русская мысль», 1900 г., №6)
Н. К. Михайловский:
«Новое произведение графа ожидалось с нетерпением и тотчас же по своем появлении вызвало восторги критики. Некоторые находили, что это гениальное, лучшее из произведений Толстого. К сожалению, это совсем неверно; к сожалению — потому что русская литература могла бы справедливо гордиться, если бы новый роман гр. Толстого затмил собою “Казаков”, “Войну и мир” и проч… <…>
В “Воскресении” есть истинно превосходные страницы, в большинстве случаев, впрочем, не имеющие прямого отношения к ядру романа, но в целом это, конечно, далеко не лучшая из работ Толстого…»
(Н. К. Михайловский, журнал «Русское богатство», 1900 г.)
А. И. Богданович:
«Гениальный автор переносит нас из тюрьмы в залу суда, из суда в великосветское общество, из деревни в столицу, из приемной министра в камеру судебного этапа… Как будто сама жизнь развертывается перед нами во всем своем разнообразии… <…>
Сжатость описания доведена до виртуозности, что придает всему роману особую силу, крепость и выразительность. Такая простота изложения, почти летописная, доступная только великим художникам, как Пушкин, напр., или тем простым и сильным душам, для которых всегда важен лишь сам предмет рассказа… <…>
Воскресение Нехлюдова — это вопрос о возможности воскресения для каждого, кто погряз в тине нечистых животных страстей и мелких будничных интересов и потерял свободу души… <…>
В романе не столько сама Катюша интересна, сколько окружающая ее обстановка, которая заслоняет ее постоянно. Сначала суд, тюрьма, потом этапная жизнь, кружок политических ссыльных настолько привлекают внимание, что даже подчас забываешь о ней, хотя она и должна бы быть центральным лицом… <…>
Его роман сильнее его проповеди, как, вообще, жизнь сильнее самых умных и строго логических рассуждений. А “Воскресение” — это сама жизнь, это — печальная и ужасная правда… <…>
Ни одно крупное художественное произведение не было до сих пор так распространено, как “Воскресение”, так читаемо и обсуждаемо. Оно проникло в самые далекие уголки, куда редко проникает книга, и там возбудило еще большее внимание, чем на поверхности жизни. Огромное значение этого факта скажется в той или иной форме в свое время…»
(А. И. Богданович, «Критические заметки: ”Воскресение” роман Л. Толстого», журнал «Мир Божий», 1900 г.)
Р. И. Сементковский:
«Тургеневский «лишний человек» остался типичным представителем русской интеллигенции. Лаврецкие, только значительно измельчавшие, наводняют собой беллетристику конца века в качестве ее главных представителей… <…>
Последней крупной личностью в этом смысле был князь Нехлюдов в романе гр. Толстого «Воскресение» — человек, воодушевляемый благими порывами, но ни на что в жизни, в сущности, не пригодный и совершающий дела либо очень сомнительные, либо просто предосудительные в нравственном отношении…»
(Р. И. Сементковский, статья «Русская литература накануне XX века», журнал «Нива», 1901 г.)
Н. В. Рейнгардт:
«Только что появился этот роман, как раздались голоса, порицающие автора за его отношение к новым судебным учреждениям, составляющим будто бы и гордость и славу России. <…>
Надо сказать, что гр. Толстой… не нападает ни на нашу магистратуру, ни на организацию суда присяжных, а изображает дело так, как оно происходит во многих местах России и при условиях даже более карикатурных, чем это выставлено у гр. Толстого. <…>
Указывая на различные недостатки в наших судах, как низших, так и высших, гр. Толстой тем самым высказывает мысль о необходимости произвести в них серьезные реформы, на что должны обратить внимание не только ученые и государственные люди, но и все мыслящее общество, потому что вопросы правосудия связаны с самыми выжными интересами общества… <…>
Роман «Воскресенье» возбуждает не только весьма серьезные вопросы уголовного права, но он показывает вместе с тем процесс падения личности, влияние среды на ее деморализацию и процесс ее воскресеньи, — исправления, что представляет громадный интерес для антропологии и уголовной психологии; кроме того этот роман раскрывает реальную сторону искупления… <…> …Искупление у Нехлюдова… имело вполне реальный характер и заключалось в улучшении положения жертвы его преступления как материального, так и нравственного… <…>
Показав процесс падения личности, гр. Л. Н. Толстой… вполне ясно показывал и процесс воскресеньия ее, исправления… <…>
Падение Масловой, как и падение Нехлюдова, заключалось в подчинении интересам грубой среды, в преобладании грубых, животных инстинктов, преимущественно желудочных и половых. Исправление же началось в пробуждении, под влиянием Нехлюдова, симпатических чувств, в подавлении грубых, животных стремлений, а затем прогресино шло под влиянием благотворной среды, общества политических арестантов.
Из этого видно, что без возбуждения симпатических чувств и без подавления, ограничения эгоистических, животных стремлений, задача исправления представляется невозможной…»
(Н. В. Рейнгардт, «»Воскресение» гр. Л.Н. Толстого и вопросы уголовного права», Казань, 1903 г.)
Д. Ю. Квитко:
«…Произведение, из-за которого он навлек на себя гнев Синода — (Воскресенье), — одна из лучших критик государства, начиная с высшего суда и кончая тюремной камерой. Оно также характерно для его христианского анархизма и нравственного учения вообще. «Воскресенье» — рассказ об одном аристократе, которого совесть заставила восстановить в памяти эпизод давно минувших дней. И как часто случается, незначительное событие сыграло огромную роль в его жизни и направило ее не по тому руслу, по которому обычно протекает барская жизнь. А событие состояло в том, что Нехлюдову однажды пришлось быть присяжным заседателем, когда на скамье подсудимых он увидел человека, который был когда-то близок ему. Это была Катюша Маслова, чьей любовью он злоупотребил, толкнув ее этим на путь уличной жизни. Теперь он был одним из тех, которые должны были ее судить за убийство. Это было для него нравственным потрясением. Только тогда Нехлюдов понял, что его грешный поступок толкнул ее на этот ужасный путь… <…>
В этой повести автор разбирает причины преступлений, пробуждение совести и основу капиталистического строя. Вину он снимает с Масловой и приписывает ее Нехлюдову, существованию денег, приписывает ее городу, кишащему развратом и преступлением, суду и исправительным заведениям. Церковь, суд, богатство, разнузданная жизнь, вместе и отдельно, являются причинами преступлений. Что касается преступников вообще, то из описаний их жизни видно, что не тюрьмами можно исправить их поведение, а рациональным устройством общества, где преступление наказывается не тюрьмой, а совестью, истинным судьей человека.»
(Д. Ю. Квитко, «Философия Толстого», 1930 г.)
Из статьи в «Литературной энциклопедии»:
««Воскресение» — новый в творчестве Толстого жанр социально-политического романа. В нем — новый объект внимания писателя. «Высшее сословие», столь занимавшее воображение Толстого, когда он писал «Войну и мир», «Анну Каренину», отступило пред мрачными картинами жизни трудящихся масс в «Воскресении». «Высшее сословие» предстало в ином свете, дано новыми художественными приемами. В размышлениях Нехлюдова, философских отступлениях автора выступает политическая и социальная сущность вопросов, несмотря на отвлеченно-морализаторские выводы. Выводы эти бледнеют, кажутся ничтожными в сравнении с мощным реализмом образов.
Толстой так верно, даже в смысле экономических деталей, изобразил ограбленную и вырождающуюся русскую деревню… Толстой прямо сказал, что после 1861 одна форма крестьянского рабства сменилась другой. Он показал полную зависимость крестьянина от помещика, изобразив то страшное безземелье, когда ничтожные крестьянские наделы и усадьбы со всех сторон окружены помещичьими владениями так, что «курицу и ту выпустить некуда» (слова крестьян из «Плодов просвещения»). Отработки и штрафы стали хозяйственной системой помещика, непосильный труд — уделом крестьянина; тюрьма за потраву, нищета, одичание стали «долей народной». В деревенские картины «Воскресения» Толстой вложил такое знание крестьянского труда, быта, психологии, такую любовь к народу, что по одному этому роману можно назвать Толстого «заступником» народным.
Гневный сарказм писателя преследует царских сановников, господ и хозяев жизни. Толстой сорвал с них маски, он разоблачил «комедию»… суда, роль церкви, благословлявшей насилие и грабеж. <…>
Толстой поистине «выстрадал» свое понимание социального, а не только психологического и морального содержания явлений, описанных в «Воскресении». Он выработал своеобразный, и исключительно сильный в смысле художественного эффекта, прием срывания масок: он рисует маску, покров, сотканный из «поверхностнейшей внешней видимости», и показывает, что за ним таится.»
(П. Попов, М. Юнович, статья «Л. Н. Толстой» в «Литературной энциклопедии», 1939 г., том 11)
Г. Лукач:
«Позднейшие произведения [Толстого], особенно «Воскресение», пронизаны еще большей ненавистью. Писатель страдает сильнее, чем раньше, от бесчеловечности самодержавно-чиновничьего аппарата и яснее, чем прежде, понимает связь между его бесчеловечностью и общественным строем, основанным на эксплоатацим и угнетении. <…> В «Воскресении» бесчеловечность всего строя резко выделяется на фоне страданий его жертв. Этот роман дает широчайшее, правдивое и многостороннее изображение капиталистического аппарата угнетения, притом в его царистской форме; во всей буржуазной литературе нет ничего, равного этому роману. Представители господствующего класса выведены здесь уже, как банда подлых дураков, выполняющих свое предназначение с жестоким карьеризмом или тупым бездушием людей, окончательно превратившихся в мертвые детали страшного и неумолимого пресса. Кроме свифтовского «Гулливера», нет, может быть, ни одного художественного произведения, где ирония по отношению к капитализму была бы злее. <…>
С неистощимой силой воображения Толстой создает целый ряд различных человеческих судеб, на примере которых видно, насколько зависят они от личной прихоти, от личного произвола отдельных представителей господствующего класса. Из суммы этих случаев слагается вся система, вся объективная, общая картина; но в любом из этих случаев уже видны основное назначение и основная сущность аппарата капиталистического государства — защита частной собственности господствующих общественных групп какими угодно, пусть жесточайшими средствами.»
(Г. Лукач, «Толстой и развитие реализма», 1939 г.)
Из статьи в «Большой советской энциклопедии»:
«Противоцерковные страницы «Воскресения» были основным поводом к отлучению Толстого синодом от церкви (1901). В романе дана суровая критика всех устоев, на которых покоилась жизнь господствующих классов царской России. <…>
Рисуя трагическую судьбу Катюши Масловой и затем её возрождение, изображая раскаяние Нехлюдова и его стремление начать новую жизнь, Толстой в то же время показывает нищую, разорившуюся деревню, царскую тюрьму и её узников, сибирскую ссылку и революционеров, даёт обличительное изображение суда, церкви, высшего чиновничества и всего государственного и общественного строя царской России. Самый трезвый реализм — отличительное качество романа. Всё то, что до тех пор писал Толстой как проповедник-обличитель, всё, против чего он выступал как моралист и публицист, нашло в «Воскресении» своё наиболее полное художественное выражение. Критический пафос романа связан с тем, что во 2-й половине 90-х гг. в стране явственво обнаружилось нарастание революционного подъёма, захватившего не только рабочий класс, но и крестьянство. Воздействие этого подъёма отразилось в самом злободневном романе Толстого. В нём выведены люди, принадлежащие к самым разнообразным социальным слоям, изображена и группа революционеров. К большинству из них Толстой относится с явной симпатией, сочувствуя их борьбе с самодержавным произволом и насилием. Однако Толстой симпатизирует лишь революционерам-народникам, выходцам из интеллигентной и крестьянской среды, в той или иной степени близким ему по своим нравственным убеждениям.
В «Воскресении» сильнее, чем в «Анне Карениной», обнаруживается субъективная авторская тенденция, которая сводится к проповеди нравственного самоусовершенствования как единственного средства борьбы со злом. Нехлюдов, вступив на путь искупления своего преступления по отношению к Катюше, приходит к убеждению, что достаточно людям исполнять евангельские заповеди всепрощения, любви к ближнему, плотского воздержания, чтобы они достигли наибольшего доступного им блага на земле. Толстой по складу своего мировоззрения не мог сделать тех революционных выводов, которые неизбежно сами собой вытекали из художественной логики его романа.»
(Статья «Л. Н. Толстой» в «Большой советской энциклопедии», под ред. Б. А. Введенского, 1956 г., том 42)
Н. К. Гудзий:
«…Большой злободневный роман, характеризующийся широкой политической и социальной тематикой, показавший обнищавшее крестьянство, тюремные этапы, мир уголовных, русское сектантство, сибирскую ссылку и ее жертв — революционеров, содержащий в себе обличение суда, церкви, администрации, аристократической верхушки русского общества и всего государственного и общественного строя царской России. <…>
…Толстой превратил его в широкое полотно, захватившее многообразные животрепещущие вопросы современной автору русской жизни. Вся история отношений Нехлюдова к Катюше Масловой и судьба Катюши после ее падения и судебного обвинения в процессе длительной работы над романом… как следствие порочной системы, характерной для всей политической и моральной обстановки самодержавной России.
История мировой литературы не знает другого произведения, в котором с такой взволнованностью, с таким высоким этическим пафосом и в такой широте были бы показаны зло и вопиющая ненормальность самодержавно-полицейского государственного уклада, как это сделано в «Воскресении». Все, что до тех пор писал Толстой как проповедник-обличитель, все, против чего он выступал как моралист и публицист, нашло в «Воскресении» свое наиболее художественное выражение. <…>
В «Воскресении», больше чем во всех других своих художественных произведениях, Толстой подошел к критике современного ему общественного строя с позиций многомиллионной крестьянской массы. <…>
Толстой вывел в романе людей из самых разнообразных социальных слоев: тут и дворянская верхушка русского общества, и столичная бюрократия, и духовенство, и сектантство, и английские миссионеры, и крестьянская масса, и купечество, и военная среда, и мастеровые, рабочие, адвокаты, судейские чиновники, тюремное начальство. Тут широко показан уголовный люд, темный, забитый, в большинстве случаев невинно страдающий в ужасающих условиях царского тюремного режима и им же развращаемый; тут выведена и группа революционеров, в большей своей части изображенная Толстым с явной симпатией к ним и с сочувствием к их борьбе с самодержавным произволом и насилием. <…>
Толстой здесь меньше, чем в «Войне и мире» и «Анне Карениной», прибегает к детальному психологическому анализу… Зато здесь больше, чем там, таких персонажей, которые резко и смело зарисованы иногда двумя-тремя очень выразительными штрихами. <…>
Моралистическая тенденция сводится в романе к проповеди нравственного самосовершенствования как единственного средства борьбы со злом. <…> …Достаточно людям исполнять евангельские заповеди всепрощения, любви, плотского воздержания, чтобы люди достигли наибольшего доступного им блага на земле.»
(Н. К. Гудзий, «Лев Толстой: Критико-биографический очерк», 1960 г.)
Это была критика о романе «Воскресение» Льва Толстого: отзывы современников и критиков XX века о произведении.
Все материалы по роману «Воскресение»
Все материалы по творчеству Льва Толстого
