Брут остался в истории как убийца Цезаря, который доверял ему и никогда не записывал как предателя. По легенде, умирая, он соскользнул на землю с шипением «А ты, Брут!», что стало нарицательным выражением, а теперь, спустя много лет, чуть ли не шуткой.
Во времена Микеланджело, когда Ренессанс во многом подражал искусству Древнего Рима, и к Бруту, и к его истории относились гораздо серьезнее. Более того, поступок Брута рассматривался как борьба с тиранией, и был заказан Микеланджело человеком, искренне восхищавшимся
этот.
Но времена были такие, что подобные настроения не поощрялись. На определенном этапе работы, хотя «Брют» еще не был закончен, мастера уговорили остановиться, так как работа после завершения могла быть для него опасной. Его можно было считать ненадежным, человеком неправильных убеждений, а это всегда было опасно.
Брут изображен в тоге, которую держит на плече узорчатая малоберцовая кость. Он кудрявый, у него правильные черты для римлянина. Орлиный нос, высокие и острые скулы, узкие губы, которые кажутся поджатыми. Глаза слепы, как у любой скульптуры из камня, и слепо смотрят в пустоту.
Все его лицо выглядит несколько растерянным и в то же время высокомерным, как будто ему совсем не нравятся странные времена вокруг него, а то, что его предательство стало притчей во языцех и успело стать и драмой, и комедией, совершенно оскорбительно. Одна бровь немного выше другой. Складки тоги лежат так естественно, словно это настоящая ткань, а не камень.
Брут смотрит вперед словно из глубины времен в будущее, и взгляд его далеко не дружелюбен. Ради такого будущего стоило ли свергать Римскую империю? Вряд ли он сам знает ответ, и каждый из смотрящих на него волен дать этот ответ самому себе в соответствии со своими убеждениями и убеждениями.
