«Регенты гарлемской богадельни», Франс Хальс — описание картины

   На портрете регентов изображены, кроме старого слуги, пятеро мужчин, очень разных по внешности, характеру и душевным способностям. Полный скрытой, но пугающе сокрушительной энергии, пожилой мужчина слева противостоит своим безвольным, то сломленным, то подавленным коллегам.

   Среди них обращает на себя внимание тщательно одетый по последней моде того времени франт в правом краю картины. Нервными, рваными, яростными мазками Хальс пишет на белой рубашке каскады скомканных, изломанных складок; изящный жест руки в темной перчатке на фоне сочной белизны рукава; красновато-розовый чулок, плотно облегающий колено (самая светлая точка на картинке). Полное изящество костюма, эстетическая выразительность этих тканей, этих красок странным образом контрастируют с усталой пустотой морщинистого, как-то бесформенного, но еще совсем юного лица. Его сосед, отодвинутый чуть дальше в глубину картины, сгорбленный и тяжелобольной, смотрит прямо перед собой бессмысленным взглядом. Но ни тот, ни другой фактически не обращаются к зрителю, не обращают на него внимания, погружаясь в бездумную апатию.

   В этом отношении исключением среди персонажей картины является мужчина, сидящий посередине боком к столу. На его довольно молодом привлекательном лице печать ума и благожелательности; усталость и разочарование ближних приобретают для него значение справедливого осмысленного восприятия мира. Во взгляде, устремленном на зрителя, слишком много задумчивой отстраненности, чтобы между ним и зрителем установилась живая связь, столь характерная когда-то для многих произведений Хальса.

   Изображение заметно поблекло, краски помутнели и потеряли глубину, и все же сила и виртуозность живописи свидетельствует об огромных творческих возможностях восьмидесятилетнего художника. Случилось так, что любители гладкой, «приятной» живописи не смогли оценить красоту и выразительность глубоко субъективной, индивидуальной манеры Хальса. Говорили, что его картины написаны небрежно, что рука художника дрожала от старости. При этом чувство формы у него было настолько обострено, что широкие, обобщающие мазки безошибочно лепили объем, передавая характер движения, фактуру ткани, сложное выражение человеческого лица.